Книга Операции советской разведки: вымыслы и реальность - Виталий Чернявский

Одновременно в 1941–1942 годах был заместителем начальника Первого управления (внешняя разведка) НКГБ-НКВД. С февраля 1944 года начальник группы «С» при наркоме внутренних дел (разведка по атомной программе). В 1945 году участвовал в подготовке Крымской конференции глав ведущих держав антигитлеровской коалиции. С мая 1945 года — начальник (по совместительству) отдела «Ф» (работа на территории стран, освобожденных Красной армией. В 1945 году возглавил (по совместительству) отделы «С» и «К». После образования в марте 1946 года МГБ СССР. Совмещал должность начальника Четвертого управления, отдела «С» и отдела «ДР» (спецслужба для ведения разведывательно-диверсионных операций в случае войны с западными державами). В сентябре 1950 года назначен начальником Бюро № 1 МГБ СССР (на правах начальника управления) по диверсионной работе за границей. С марта 1953 года заместитель начальника, а потом начальник 9-го отдела (разведывательно-диверсионного) МВД СССР.

В августе 1945 года арестован как соучастник «дела Берии» и осужден на 15 лет тюремного заключения. Освобожден в августе 1968 года. Реабилитирован в 1991 году. Занимался литературным трудом, написал книги: «Специальные операции. Записки нежелательного свидетелю» (издана в США на английском языке), «Разведка и Кремль», «Спецоперации. 1930–1950 годы» и «Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год».

Награжден орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденом Суворова II степени, орденом Отечественной войны I степени, двумя орденами Красной Звезды.

К сожалению, свидетельства Д. Медведева и П. Судоплатова, как показывает пример с В. Бережковым, были приняты нашими исследователями и литераторами полностью на веру. И никто, насколько мне известно, до сих пор не задумывался над, мягко выражаясь, странностью и нелогичностью эпизода, который лег в основу сообщения «из ровенских лесов» в Центр. Если же немного пошевелить мозгами, то сразу бросится в глаза сверхъестественное везение, сопутствовавшее Кузнецову-Зиберту.

Далеко от Берлина, где планируются крупные операции немецких спецслужб, в прифронтовой полосе он встречает ответственного сотрудника внешней разведки Главного управления имперской безопасности штурмбаннфюрера СС фон Ортеля, носителя сверхсекретных сведении гитлеровского рейха, который быстренько выбалтывает их малоизвестному армейскому обер-лейтенанту, хотя тот и был весьма приятным и щедрым собутыльником. Эта история словно списана со страниц незатейливого шпионского романа. Смею уверить, такое в жизни вряд ли встретишь.

Нужно также обладать немалой фантазией, чтобы вообразить, как фон Ортель, беседуя в Ровно с Кузнецовым-Зибертом в ноябре или пусть даже в октябре 1943 года, смог бы принять участие в операции «Длинный прыжок», намеченной на конец ноября. Ведь нужно было вернуться из украинской глухомани в Берлин, пройти там или в Копенгагене боевую и специальную подготовку, десантироваться на юге Ирана с промежуточной остановкой в Крыму (немецкие самолеты тогда не были в состоянии совершать беспосадочный полет из Германии до иранской территории. — В. Ч.).

Самое удивительное в истории с фон Ортелем, что она, как выяснилось в наши дни, не нашла должного отражения в личном деле Кузнецова-Зиберта. Не веря себе, я обратился к, пожалуй, самому лучшему знатоку биографии выдающегося советского разведчика, писателю Теодору Гладкову, автору великолепной документальной повести о нем «С места покушения скрылся», которая была издана в 1998 году.

— Да, там, в личном деле, я ничего не нашел, — подтвердил Теодор Кириллович. — Фон Ортель ни словом не обмолвился с Кузнецовым-Зибертом об Иране и предстоящей в Тегеране конференции «большой тройки».

Что же заставило тогда отправить в Центр радиошифровку о готовящейся немецкой разведкой террористической акции против Сталина, Рузвельта и Черчилля? Лишь весьма расплывчатые данные от одной из помощниц Кузнецова, жительницы Ровно Марины Мякоты, которая была агентом фон Ортеля. В ее деле Т. Гладков обнаружил документ, который, лишь имея большую фантазию, можно истолковать как косвенное подтверждение возможной операции гитлеровской разведки в Иране. Мякота сообщила, что ее шеф, штурмбаннфюрер СС фон Ортель, собирается уехать, но куда точно — не сказал.

Кузнецов настойчиво попросил Марину постараться вспомнить самые мельчайшие подробности разговора с фон Ортелем, любые детали, намеки — все это очень важно.

— Да ничего он мне больше не говорил, — после раздумья ответила девушка. — Вот только упомянул, что когда вернется, привезет мне в подарок персидский ковер.

Вот отсюда и пошло. Персидский ковер — это Иран (до 1935 года он назывался Персией. — В. Ч.). А столица Ирана — Тегеран, там собирается провести конференцию «большая тройка». Зачем ехать туда немецким диверсантам и террористам? Ясно, чтобы воспользоваться редким случаем, когда лидеры антигитлеровской коалиции соберутся вместе, и ликвидировать их. И закрутилось…

Удивительно, но никто из руководителей советских спецслужб и аналитиков почему-то не подумал: персидские ковры не обязательно было тащить за тридевять земель из Ирана. Фон Ортель мог бы купить или конфисковать их в любой европейской стране, оккупированной гитлеровцами. Например, в той части Советского Союза, которая попала под пяту вермахта, немцы отобрали у населения и вывезли из музеев немало великолепных изделий восточных мастеров.

А Николай Кузнецов, он же Пауль Вильгельм Зиберт, так и не смог выяснить, почему фон Ортель завел разговор о персидских коврах. Когда недели через три он вернулся в Ровно, Марина Мякота сообщила ему, что штурмбаннфюрер СС застрелился в своем рабочем кабинете. Когда и где прошли его похороны — неизвестно.

«Кузнецов не сомневался, — пишет Т. Гладков, — что никаких похорон не было, потому как не было никакого самоубийства. Его интересовало другое: почему фон Ортель так неожиданно покинул город и для чего устроил такую инсценировку? Об этом можно только гадать…»

Мнимые подвиги «диверсанта № 1»

Есть и другие соображения. Во время войны и в первые послевоенные годы мне довелось служить в политической (сейчас ее называют внешней. — В. Ч.) разведке НКГБ-МГБ СССР. И состоял я в отделе, руководившем операциями в Германии и Австрии. Но ни разу мне не пришлось встретиться с материалами, в которых хоть как-нибудь упоминалось об акции немецкой разведки «Длинный прыжок». Нет о ней сведений и в архивах германских спецслужб, попавших к нам или западным союзникам. Не обнаружились ее следы и в документах разведок Вашингтона и Лондона, рассекреченных и ставших достоянием историков и журналистов.

Не упоминают о «Длинном прыжке» в своих мемуарах крупные разведчики нацистской Германии, которые по долгу службы должны были заниматься этой операцией, такие, например, как начальник внешней разведки Главного управления имперской безопасности бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг; начальник отдела в ведомстве Шелленберга штурмбаннфюрер СС Вильгельм Хёттль (он же — Вальтер Хаген); бывший резидент абвера в Тавризе (важный пункт на северо-западе Ирана вблизи границ с Советским Союзом. — В. Ч.) и в Стамбуле майор Пауль Леверкюн; другой тавризский резидент только военной разведки и контрразведки майор Бертольд Шульце-Хольтус, перешедший на нелегальное положение и руководивший операциями абвера на юге Ирана в 1943–1944 годах; помощник начальника абвера подполковник Оскар Райле… Даже в записках главного фигуранта «спецсообщения из ровенских лесов» оберштурмбаннфюрера СС Отто Скорцени, которые вышли в свет в 1951 году под названием «Секретный отряд Скорцени», никак не упоминается о тегеранской акции.