Книга Время дикой орхидеи - Николь Фосселер

Он принял ее на руки и прижал к себе.

– Но для этого полагается пройти испытание на мужество, – прошептал он между двумя поцелуями.

То, как она посмотрела на него, вопросительно и немного испуганно, но с непобедимым мужеством и с полным доверием, напомнило ему ту маленькую Нилам настолько, что он почти попытался поверить в нечто вроде судьбы.

Где-то за солнечным сплетением у Георгины сладко замирало, сердце готово было выпрыгнуть через горло от счастья и волнения, когда она смотрела, как Рахарио давал лодке остановиться, ослабляя парус.

Она не представляла себе, какое испытание на мужество он имел в виду, и совсем не хотела думать о том, что будет, если она не пройдет испытание.

Рахарио потянул ее за руки, поднимая с сиденья. Оба теперь балансировали в шатко стоящей лодке.

– Ты готова?

Нет. Она кивнула.

Он повернул ее к воде и сомкнул вокруг нее руки.

– Ты просто прыгнешь в воду и проплывешь под лодкой, – сказал он. – Это нетрудно, и здесь хорошее место. Не слишком мелко и не слишком глубоко.

Георгина опасливо глянула в воду. Вода была прозрачно-зеленой с бирюзовым оттенком, но показалась ей бездонно глубокой; она еще никогда не ныряла одна, без Рахарио. И заранее чувствовала, что прыгнет неправильно и перевернет лодку, которая ее беспощадно накроет. А она будет барахтаться в глубине, нахлебается воды и утонет.

– Брак как море, которое кормит нас, оранг-лаут, – бормотал он ей в волосы. – Иногда спокойное и ясное, иногда штормовое, с бездонной глубиной и коварными течениями. Пожизненное плавание по привычным водам – и к новым, незнакомым берегам. Прыжок в воду означает, что ты идешь замуж с полным доверием. Ведь ты же доверяешь мне?

Георгина кивнула.

– Тогда верь мне, если я говорю, что ты это можешь. Если я тебе обещаю, что с тобой ничего не случится.

Он поцеловал ее в висок, отпустил и отступил на шаг.

Пульс Георгины барабанил у нее в ушах, и в тот самый момент, когда ее желудок готов был вывернуться наружу от страха, она закрыла глаза и прыгнула.

Она тяжело плюхнулась в воду, вода охватила ее и повлекла в глубину; она ослепла и чуть не оглохла, только влажное клокотание наполняло ее слух. Она заставила себя открыть глаза, ища в мерцающем зеленоватом свете лодку, кружила в воде, пока не обнаружила ее продолговатый корпус, и поплыла к ней. Рахарио был прав, здесь не так глубоко, и все же песчаное дно удалено достаточно для того, чтобы без труда пронырнуть под днищем.

Сильными гребками Георгина плыла, но едва лодка оказалась над ней, на плечи ее навалилась давящая тяжесть, грудь стиснуло. Она упорно продвигалась вперед, пока вода перед ней не забурлила и не взмутилась.

Из тумана навстречу ей двигалась тень – быстрыми волнообразными движениями. Крупнее выдры, с тонким коричневым туловищем и черными глазами. Тюлень, который ей улыбался – с лицом Рахарио.

Воздух вырвался из ее легких, вода устремилась ей в рот. Она барахталась, ее схватили за талию и повлекли куда-то, и вместе с Рахарио она вынырнула на поверхность.

Кашляя и выплевывая воду, Георгина хрипела и жадно втягивала в себя воздух.

– Храбрая Нилам, – бормотал Рахарио, прижимая ее одной рукой, другой отводя с ее лица мокрые волосы, чтобы поцеловать.

– Знаешь, – пробормотал он, уткнувшись ей в щеку, – если мужчина и женщина разом сходятся под лодкой, это значит, что они созданы друг для друга. И ничто и никогда не сможет их разлучить.

Георгина выжала волосы и скрутила их в жгут, перекинув через плечо. Солнце горело у нее на коже и высекало золотые искры на воде, от которых она щурилась.

– Что мне делать теперь? – спросила она Рахарио, стоя балансирующего в лодке.

Он полуобернулся, приложив палец к губам, и Георгина виновато прикусила язык. Он с улыбкой нагнулся и протянул ей смотанный шнур, на конце которого был закреплен пучок перьев вокруг тонкого крючка.

– Тяни крючок по воде, – шепотом объяснил он. – Если веревка дернется, быстро выбирай ее.

Георгина пустила наживку плясать по воде, но то и дело поглядывала на Рахарио. Казалось, он был единым целым со своей стихией, как будто каждую волну мог чувствовать в своем теле. Понимать шепот рыб. Он стоял неподвижно, как бронзовая статуя, каждый из его напряженных мускулов был словно выгравирован в полированном металле; лишь рука, что держала гарпун, казалась расслабленной, да капли воды падали с его волос и сверкали на коже.

Она опустила глаза к наживке. Тут же лодка накренилась и заходила ходуном, как лягающая лошадь. Георгина, ища опоры, вцепилась в борт и тихо вскрикнула; ее вскрик потонул в победном реве Рахарио и шипении фонтана воды.

– Какой улов! – смеясь, крикнул он, с трудом поднимая вверх над собой могучую рыбу, которая извивалась на его гарпуне и разбрызгивала воду, пока Рахарио не уложил ее на дно. – Держи ее крепко, Нилам!

Георгина быстро выбрала шнур из воды и опустилась на четвереньки – пол лодки ходил под ней ходуном. Она поползла и попыталась было схватить скользкую рыбу, но та вертелась, вздымалась, и было непросто придавить ее ко дну, такая сила сотрясала эту рыбину. Георгина была в изумлении.

Рахарио схватил кинжал и вонзил его острие в мякоть; рыба еще несколько раз ударила хвостом и затихла. В нос Георгине шибанул металлический запах крови, а потом интенсивно свежий запах соленой воды, когда Рахарио снова приставил кинжал к жабрам и ловко высвободил крючья гарпуна из рыбьего тела.

– Это сулит нам счастье, – сказал Рахарио, склоняясь над рыбой. – Богатство, здоровье и много сыновей и дочерей.

– Мы теперь по правде муж и жена?

Какое-то сомнение еще оставалось, не требуется ли еще что-то, кроме этой рыбины под их руками, чтобы обозначить ее переход от молодой девушки к замужней женщине.

Рахарио поднял голову и посмотрел на нее – нежно и с торжественной серьезностью.

– Да, Нилам. Мы муж и жена. Навсегда.

– Навсегда, – эхом повторила она, наполовину изумленно, наполовину с обещанием, идущим из глубины сердца.

Рахарио потянулся к ней и поцеловал ее, его теплая рука на ее щеке была мокрой.

Ей нисколько не мешало, что его ладони были в крови, как и ее собственные, и перепачканы слизью от рыбьей чешуи.

Она чувствовала себя благословленной в архаическом обряде, древнем, как само человечество. Как кровь, которую каждый месяц проливает ее тело, как семя Рахарио есть часть вечного таинства жизни и смерти. Часть этого мира, в котором оба они были у себя дома.

Пусть из разных миров, которые здесь, в этой лодке, окончательно соединились.

* * *

Волны с ропотом омывали корпус корабля с той маслянистой тяжестью, какую море приобретает, лишь когда становится такой же чернильной черноты, как ночное небо.