Книга Фаворит богов - Анна Емельянова

Оставив своих командиров дожидаться в лагере приезда Цецины, он выступил в поход. Его непреклонность и верность Тиберию восхищали всех, кому посчастливилось служить вместе с ним. Он становился их героем, их кумиром. И чем больше он старался быть простым воином, тем сильнее разрастались его величие и слава.

ГЛАВА 25

Преодолев расстояние до лагеря Гая Силия и разбив несколько мятежных легионов, Германик отправил ко двору посланца, который передал Тиберию радостные новости.

В Риме простые горожане, патриции, сенаторы с восторгом обсуждали победы Германика. По возвращении его ждал триумф. Ко всему прочему, по слухам, Германик собирался, объединившись с Силием, нанести удар по жившим вблизи Рейна варварским племенам. Всё это вызывало ликование.

В свите Тиберия удача его племянника вызвала новую волну разногласий. Та часть приближённых, что поддерживала Германика, была счастлива, однако их враги насторожились и стали выжидать ответных действий от кесаря.

— Когда Агриппина прибыла в город, в ужасе спасаясь от разъярённых солдат, я не мог даже представить, что мой племянник сумеет заставить их повиноваться, — говорил кесарь, прохаживаясь возле окна в комнате своей матери.

Ливия наблюдала за ним с сочувствием. Невзирая на то, что их отношения стали холодны и он не желал внимать её советам, она очень любила его. Победы Германика и всевозрастающая любовь народа отвращали подданных от её сына, который на фоне успешного полководца выглядел жестоким, угрюмым человеком, одетым в пурпур, но не заботящемся о подданных.

Он ужесточил законы. Теперь за оскорбление Величества людей арестовывали и бросали в тюрьмы. Все, кто насмехался над кесарем или осуждал его, попадали под суд. Некоторых даже казнили. Это вселило в души римлян страх, ведь прежде в их государстве процветала свобода. Даже сенаторы, ранее относившиеся к Тиберию с опаской, нынче трепетали перед ним.

Поэтому любовь народа к Германику всё возрастала, а Тиберий чувствовал себя скверно, думая о том. Германик, при желании, легко мог его свергнуть, но оставался верен Тиберию.

— Нет повода взять его под стражу, — пробормотал кесарь.

— Сын мой, я ведь с самого начала твоего правления знала, что он опасен, — хмыкнула Ливия. — И он хитёр. Зная, что ты его не любишь, он не даёт тебе повода, чтобы отдать приказ об аресте.

Впервые за долгие месяцы Тиберий беседовал с ней наедине. Кроме них, в большой комнате, занимаемой Ливией, никого не было. Сидя на скамейке у окна, вдова Октавиана выглядела решительной и уверенной. Её не сломило ни отчуждение, возникшее между ней и сыном, ни потеря былого влияния.

— Говорят, ему удалось, объединившись с войсками Гая Силия, разбить варваров и взять в плен их вожака Арминия, — угрюмо произнёс Тиберий и опустился на скамейку возле Ливии. — Поистине он отличился в этом походе. А я, пока он сражался с врагами, предавался наслаждениями в своём новом дворце. Правы те, кто восхваляет его.

— Почему же ты ненавидишь Германика? — спросила Ливия.

— Потому что я завидую ему, — вздохнул Тиберий. — Никогда я не смогу стать таким, как он. Он милостив, а я жесток. Он благочестив, а я порочен. Он воин, а я патриций, которому позволили когда-то принять участие в походах... Поэтому я всем сердцем его ненавижу.

— Кроме того, пока Германик среди нас и его восхваляют люди, твоя власть находится в шатком положении, сын мой, — сказала Ливия. — В любой момент Германик вдруг может пожелать себе престол кесарей, а подданные его поддержат. То, что этого не произошло на Рейне, не говорит о его дальнейшей верности. Тем более, Агриппина очень властолюбива, а он обожает жену. Быть может, что не сейчас, а через год или два он захочет стать кесарем. И станет им.

— Возможно, за это время я найду выход из положения.

— Лучше не рисковать, Тиберий! Считаю, что для сохранения твоей власти в Империи будет правильно избавиться от Германика, — придвинувшись к уху сына, Ливия шепнула: — Яд...

Вздрогнув, он устремил на неё взор, полный ужаса:

— Что ты такое говоришь?! Неужели ты сама предлагаешь отправить своего внука, ведь он сын моего родного брата! Он — твоя кровь! — голос Тиберия задрожал.

Заметив его волнение, Ливия сжала его пальцы:

— Я забочусь о тебе, ибо ты всегда был для меня смыслом жизни. Об Империи, ибо боюсь, что её будут разрывать распри. О юном Друзе, который после гибели Германика сможет претендовать на право твоего наследника. Иногда нам приходится принимать жестокие решения. Но подчас это необходимо.

Громко застонав, Тиберий отвернулся от неё и закрыл лицо руками.

— Прочь от меня, беспощадная тварь! — воскликнул он. — Видимо, не знал Октавиан, на какой мерзавке был женат столько лет!

Но Ливия презрительно засмеялась в ответ:

— Он всё знал и никогда не пренебрегал моими советами! — сказал она. — Поверь, что даже такой великий человек, как Октавиан Август, понимал, что время от времени наше коварство, а не сила оружия вершит судьбу Рима!

— Я не смогу отравить Германика, матушка, — пробормотал Тиберий.

— А тебе и не придётся. Мы найдём людей, которые согласятся действовать в наших интересах, — произнесла Ливия и обняла его за плечи. — Не переживай. Я всё устрою. Ведь я забочусь о тебе и не обижаюсь даже за то, что ты пренебрегаешь общением со мной.

— Повременим, — глухо молвил Тиберий, высвободившись из её объятий. — Я хочу, чтобы Германик был арестован и осуждён по закону, ведь это не только устранит его, но и запятнает его репутацию. Он перестанет быть любимцем римлян. Если мы просто отравим его, мои подданные могут его обожествить.

— Я согласна повременить, — отозвалась Ливия. — Но если ты поймёшь, что ждать от него нарушений закона бесполезно, мы поступим по-моему. Ты весь в меня! В тебе ум сочетается с жестокостью, и поэтому я сомневаюсь, что ты будешь колебаться, когда придёт время устранить врага.

— Он не враг мне, матушка, и поэтому расправа над ним внушает мне трепет, — проговорил Тиберий. — Но если настанет момент, когда я сочту эту расправу необходимой, я её осуществлю. Бремя власти... Сколько раз я чувствовал, как оно давит на меня, а ведь я недавно стал кесарем! Люди считают нас, верховных правителей Рима, фаворитами богов, избранниками судьбы. Но на самом деле мы не фавориты, а жертвы. Ибо вся кровь, проливаемая в Империи, роняет брызги на наш пурпур. Мы несём ответственность за лишения, которые испытывают подданные, за их мятежи, их распри, их пороки... И я часто задаю себе вопрос: «Разве ты, Тиберий, фаворит богов? Кто из богов полюбил тебя настолько сильно, что наградил самым ужасным бременем в мире?» И не нахожу ответа. Боги молчат, потому что их не существует или потому, что я не достоин их услышать.

— Я жаждала для тебя этой власти, сын мой, — печально ответила Ливия. — Когда я вышла замуж за Октавиана и он усыновил тебя, лишь мысль о том, что ты станешь кесарем, придавала мне силы. И я боролась каждый день за твоё право сесть на трон. Не буду спорить, что по-своему я любила мужа, но власть я всегда любила больше.