Книга Прегрешения богов - Лорел Гамильтон

Не в том дело, что он был некрасив — нет, он был красив и мужествен, высокий, стройный и мускулистый, как положено воину сидхе, но у меня сердце щемило от ауры скорби, что его окружала. Касвин принадлежал к мелкой знати Неблагого двора. Прямые волосы у него черны, как вороново крыло как у Катбодуа или у самой королевы Андаис, а кожа белая, как у меня или Холода. Глаза словно застывший костер, три кольца красного, красно-оранжевого и чистого оранжевого цвета. Этот костер почти погасила Андаис — пыткой, которой его подвергла в ночь, когда погиб ее сын, а мы покинули земли фейри. Касвина доставила к нам закутанная в плащ женщина, сказавшая только, что разум Касвина больше не выдержит милосердия королевы. Я не была уверена, что его разуму уже не нанесен непоправимый вред. Но на Касвине Андаис срывала вызванную нами злость, и мы не могли его не принять. Тело его исцелилось, потому что он сидхе, но ум и душа — материи более хрупкие.

Он прошел по коридору черноволосым призраком в не по размеру широкой белой рубахе, развевающейся над кремовыми брюками. Одежда была с чужого плеча, конечно, но еще на прошлой неделе рубашка Холода сидела на нем куда лучше. Он что, так ничего и не ест?

Касвин подошёл прямо ко мне, словно не замечая Риса, и Рис отодвинулся, давая мне его обнять — бедняга прильнул ко мне со вздохом, напоминавшим рыдание. Я не противилась свирепости его объятий. С тех пор, как его спасли из кровавой постели королевы, Он был бурно эмоционален и льнул ко всем, как щенок. Королева мучила его, чтобы хоть так наказать меня — потому что моих любовников ей уже было не заполучить. Касвин просто попался ей под руку, он не был для меня никем — ни другом, ни врагом. Он тщательно соблюдал нейтралитет, насколько это было возможно при дворе, но века осторожной дипломатии разбились о безумие Андаис. Та сидхе, что его принесла, сказала: «Королева пригласила его в свою постель, но он не входил в число ее стражей, которым она могла приказать, и потому вежливо отказался». Этот отказ стал для Андаис последней соломинкой. Она все же утащила его в свою кровать и превратила в окровавленный кусок мяса — что и продемонстрировала мне с помощью чар, превращавших зеркало в подобие видеофона, только с куда лучшим качеством изображения, чем это доступно современным технологиям. Когда я его увидела, он был уже неузнаваем: я решила, что там кто-то из дорогих моему сердцу.

Я помню свое удивление, когда она назвала его имя — он для меня ничего не значил. Я до сих пор слышу ее голос: «Так тебе все равно, что я с ним сделаю?»

Я не знала, что мне ответить. Наконец сказала: «Он дворянин Неблагого двора и заслуживает милости своей королевы».

«Ты корону отвергла, Мередит, а эта королева говорит, что ничего он не заслужил своим многовековым двурушничеством. Он никому не друг и не враг — терпеть такого не могу! — Она схватила его за волосы и заставила молить о пощаде под нашими взглядами. — Я его уничтожу».

«Почему?» — спросила я.

«Потому что могу».

Я предложила ему уйти к нам в любой момент, когда он сможет. Через несколько дней он пришел — с помощью сидхе, которая пожелала остаться неузнанной. Я не беру на себя ответственность за деяния своей тетки. Виновата только ее злоба, я ей послужила лишь поводом спустить с цепи всех ее демонов сразу. Мне кажется, и Дойл согласен со мной, что Андаис пыталась заставить придворных ее убить. Королевский вариант «самоубийства руками полиции».

С королевой Андаис, моей теткой, такое случалось частенько — именно поэтому три четверти ее стражей предпочли уехать в ссылку, когда им предложили выбор. Многие из них были не против поиграть в связыванье-шлепанье, но существовал предел таким играм, за который мало кто хотел переступать. Андаис была доминантом не в том смысле, как это принято у современных садомазохистов, а в старом понимании — когда сила дает права, а у абсолютного монарха силы столько, что право он имеет на всё. Старое высказывание о том, что «власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно», полностью оправдывалось на моих коронованных родственниках при обоих дворах. Я только того не ожидала, что она решит распространить свои сексуальные устремления за пределы личной стражи и что придворные ей по старой памяти подчинятся. Почему ее никто не попытался убить? Почему они не сопротивляются?

— Я думал, ты не вернешься, — залепетал Касвин. — Я боялся, ты ранена или еще хуже… Мы все боялись.

— Дойл с Холодом этого не допустили бы, — сказал Рис.

Касвин посмотрел на него, безуспешно пытаясь прильнуть всем своим шестифутовым телом к моей куда меньшей фигуре.

— Как они смогли бы уберечь принцессу Мередит от кусков разбившегося стекла? Храбрость и оружие не от всего могут защитить. Даже Мрак Королевы и Убийственный Холод не смогут противостоять всем опасностям современной жизни — вот стеклу этому. Оно бы их всех раскрошило на куски, не только принцессу.

Он говорил правду. Стекло прежних времен, выплавленное с помощью огня из природных материалов, могло бы хоть день напролет падать на моих стражей и не оставило бы и царапины, но современные марки стекла, с добавками искусственных присадок и металлов, режут их так же, как и меня.

Дойл пошел к нам со словами:

— Ты прав, Вин, но мы прикрыли бы ее собой. Мередит осталась бы невредима, не важно, что случилось бы с нами.

Мы все теперь обращались к Касвину по уменьшительному имени, потому что полное его имя стараниями моей тети превратилось в нечто ужасное, полное тьмы, страданий и крови.

Я слегка надавила на грудь Вина, чтобы он немного отстранился и не наваливался на меня всей тяжестью. Не получается у меня так обниматься долго и с удовольствием — шея заламывается под неудобным углом.

— Оказалось, что хозяйка того магазинчика — кузина моей Ба, брауни по имени Матильда. Она тоже защитила бы меня.

Вин немного разогнулся — так, чтобы касаться меня плечом, а мою руку положить себе на талию. В такой позе я могла оставаться часами, а ему просто необходимо было ко мне прикасаться. Королева полностью сломила этого шестифутового воина. Телесные раны зажили, но в безопасности он себя чувствовал только со мной, Дойлом, Холодом, Баринтусом, Рисом и еще несколькими, кого он считал способными защитить его в случае нужды. Оставаться с другими он боялся из страха, что Андаис его похитит.

— Много ли защиты с одной брауни? — засомневался он. Голос у него был неуверенный, как всегда. Он и раньше не отличался особенной храбростью, но теперь страх овладел его существом, проник в жилы и трепетал под кожей.

Я улыбнулась ему, добиваясь ответной улыбки.

— Брауни куда крепче, чем кажутся.

Он не улыбнулся, весь его вид выражал ужас.

— Прости меня, принцесса, прости! — Он упал на колено и склонил голову, рассыпав по полу пряди волос: — Я забыл, что ты с ними в родстве. Я не хотел усомниться в твоей силе.

Он не поднимал взгляда выше пола — ну или максимум от подошв моих босоножек.