Книга Путешествие пилигрима в небесную страну - Джон Буньян

Уповающий: "Ужели они вытащили у него все, что он имел?"

Хр.: "Нет, они не могли догадаться, где лежали у него его дорогие каменья, и потому он их сберег. Но мне передавали, что добряк был сильно огорчен потерей карманных денег; воры отняли почти все, что он имел, у него осталось несколько старых монет, но это было недостаточно для остального пути (1 Пет. 4:18). Говорят даже, что, наконец, он был принужден жить подаянием, чтобы не умереть с голода, так как дорогих каменьев своих продавать он не мог. Но хотя и просил милостыню и подчас и получал ее, однако он прошел большую часть пути, как у нас говорят, с голодным желудком".

Упов.: "Но не странно ли, что злодеи не взяли у него свидетельства, по которому ему доступен был вход в Небесный Град?"

Хр.: "Правда странно, однако, не отняли. Надо сказать, что они не потому оставили ему свидетельство, что он хитро его запрятал, так как от страха и испуга он совсем растерялся. Это надо приписать благому Провидению, что такая драгоценная вещь осталась при нем".

Упов.: "Однако немалым утешением ему было и то, что он сберег свои дорогие каменья".

Хр.: "Это бы отчасти его утешило, если 6 он знал как их употреблять. Но те, которые мне передали его историю, заметили мне, что он мало от них получал пользы во время путешествия, так его смутила и расстроила потеря карманных денег. Иногда он совсем о каменьях своих забывал, а если когда и утешался ими, тотчас в душе его сильнее заговорит воспоминание о карманных деньгах, и это поглощало всякие другие мысли".

Упов.: "Бедный, он был, вероятно, в постоянном горе!"

Хр.: "Да, велика была его скорбь! Я слышал, что он тащился по своему пути с непрестанными стенаниями и вздохами, рассказывая всякому встречному, как и почему его ограбили, кто эти злодеи, как они его ранили и чуть не убили".

Упов.: "Я не могу надивиться, что при такой его крайности он не вздумал продать или заложить что из своих дорогих каменьев, чтоб поддерживать себя во время путешествия и не прибегать к подаянию".

Хр.: "Ты рассуждаешь, как человек, еще не созревший духом. На что мог он заложить или кому продать свои дорогие каменья? Во всей той стране, в которой случилось с ним это несчастное приключение, его дорогие каменья не имели ценности, и притом он не нуждался в поддержке, которую бы получил от продажи каменьев. Кроме того, если б он не мог представить их у ворот Небесного Града, он бы лишился всякого там наследства (и это он знал наперед). А такое горе было бы для него чувствительнее нападений тысячи злодеев".

Упов.: "Какой ты колкий, брат! А разве Исав не продал своего старшинства за блюдо чечевицы, однако это старшинство было для него самым драгоценным камнем; если он так поступил, почему же Маловерному не сделать тоже?"

Хр.: "Конечно, Исав продал свое старшинство, и многие кроме него так поступают и теперь, и чрез это исключают себя от главного благословения, как исключил себя этот подлец. Но между ними большая разница. Исава старшинство было символическим благословением, тогда как дорогие каменья Маловерного были истинными. Исава чрево было божеством его, но дорогие каменья не были тем же для Маловерного. Кроме того, Исав не мечтал ни о чем более, как об удовлетворении плоти. "Ибо я на краю смерти, — говорил он, — какая же мне польза от моего старшинства?" Тогда как Маловерный, хотя ему в удел досталась малая доля веры, ею, однако, он был охраняем от подобного сумасбродства, и чрез нее он понимал всю ценность своих дорогих каменьев и не продал бы их ни за что. Ты нигде не найдешь в Писаниях, что Исав имел веру. Поэтому, неудивительно, что у кого главная и единственная забота — плоть (это отличительная черта всякого человека, не имеющего в сердце веры), тот не задумается продать сатане и старшинство свое и душу, и если люди мира задумают получить какое-нибудь плотское удовольствие, они добиваются его во что бы то ни стало. Но Маловерный был вовсе не из таковых. Он стремился к небесному. К чему же бы ему послужило продать драгоценные каменья (если бы даже мог встретиться на то покупатель) и наполнить душу свою пустотой? И хотя люди без веры готовы ради плоти продать и заложить все, что имеют, надо сознаться, что люди с малой, но искренней верой, на это не способны. Вот где ты ошибся, брат".

Упов.: "Я сознаю, что ложно рассудил. Но сперва твои резкие суждения меня чуть было не поссорили с тобой".

Хр.: "Ужели! Но обдумай спокойно все мною сказанное, и ты согласишься, что все это верно".

Упов.: "Однако эти три злодея, по-моему, подлецы, потому что лишь только услыхали чьи-то шаги, как пустились бежать. Почему бы Маловерному не попробовать побороться с ними? По-моему, он бы мог отразить одно нападение, и только тогда сдаться, когда они бы его одолели втроем".

Хр.: "Многие называют их подлецами, но мало тех, которые остались бы этого мнения при встрече с ними. Маловерный не имел отважного духа, и, мне кажется, брат, что если бы ты был на его месте, ты бы отразил одно нападение, но тут же бы и сдался. И право, ты только боек потому, что они от нас далеки, но представь себе, что они перед тобой теперь, и ты бы иначе заговорил. При том вспомни еще и то, что они наемные разбойники: они на службе у князя бездонной пропасти, и когда нужно, он тотчас спешит к ним на помощь, а его голос как рев рыкающего льва. Я сам прошел чрез это и знаю, как это ужасно. Они втроем напали на меня, и я сначала защищался, как следует моему званию христианина. Но они только свистнули, и явился их начальник. Так бы моя душа и погибла даром, если б Господь не вооружил меня заранее. И скажу тебе, что даже с оружием в руках показалось мне трудно бороться с ними. Никто не может знать, кто в этой борьбе дает нам помощь, как только тот, кто это испытал".

Упов.: "Так. Но ведь они убежали, когда показалось им, что идет Великая Благодать".

Хр.: "Да. Они не раз убегали и даже вместе с своим начальником, когда показывался Великая Благодать. И не удивительно: Он Царев боец. А ты, надеюсь, согласишься, что есть разница между Маловерным и Царевым бойцом? Не все подданные Царя могут быть Его бойцами, и если бы их испытать на деле, то они были бы не в силах сражаться, как настоящие Его бойцы. Разумно ли предполагать, что каждый мальчик может одолеть Голиафа также, как его одолел Давид? Можно ли ожидать силы быка от маленькой птички? Иные сильны, иные слабы; некоторые обладают большой верой, другие — малой. Этот же был слаб".

Упов.: "Жаль, что не подошел к этому времени Великая Благодать, он бы им задал порядком".

Хр.: "Если б он в эту минуту подошел, можно сказать, что и ему было бы не легко бороться против троих. Притом, хотя Великая Благодать искусно владеет оружием и может отлично держать этих злодеев в повиновении, пока они пред ним на расстоянии меча, но если они в него войдут, особенно Слабодушие, Неверие или третий, то, пожалуй, и его с ног сшибут. А когда человек упал, на что он способен? Кто знаком с Великой Благодатью, тот мог заметить шрамы по его лицу, доказывающие в каких боях он бывал. Я даже слышал, что он однажды рассказывал подробности последней битвы, в которой он был участником, так: "Мы уже отчаивались сохранить жизнь. Вспомни, как эти злодеи заставляли Давида стонать, скорбеть и бесноваться. Даже Иезекия и певец Еман, бойцы своего времени, были принуждены возбуждать себя молитвой, когда бывали ими осаждены, и то не мало от них пострадали; апостол Петр также однажды был ими одолен и хотя его некоторые называют князем апостолов, однако они, эти злодеи, сделали из него то, что он испугался голоса служанки! Притом их начальник всегда наготове лететь к ним на помощь. А о нем сказано: "Касающийся его меч не устоит — ни копье, ни стрела, ни латы. Он считает за солому железо, а дерево гнилое — медь. Не прогонит его сын лука: как плева считается булава, и он смеется свистку дротика" (Иов 41:18–21).