Книга Диагноз: Любовь - Мегги Леффлер

— Заказать нам с тобой по пиву? — спросила Алисия.

— О нет. Не самая лучшая идея, — ответила я. — Мне завтра на работу.

— Я же не сказала, что мы собираемся напиться.

— Я просто не в настроении для пива.

Алисия моргнула.

— Так ты не хочешь попробовать «Басс»[12]?

— Да… Нет… Да, правильно. Нет, я не хочу его пробовать.

— Вау! — воскликнула Алисия и встала из-за столика, чтобы заказать себе эля.

Я внезапно поняла, что вовсе не против выпить знаменитого «Басса», но не хотела менять свое решение сразу после того, как отказалась от выпивки. Если Алисия почувствует, что мне комфортно в ее обществе, она останется здесь надолго.

— Ну ладно! — крикнула я ей вслед. — Но только один бокал.

Алисия нахмурилась, словно не доверяла тому, что услышала, потом кивнула и сделала заказ. Я смотрела, как бармен наполняет две большие кружки янтарным элем.

Алисия стояла возле стойки, уперев одну руку в бедро, и разговаривала с мужчиной, нога которого была в гипсе. Он рассказывал о своей последней поездке в Нью-Йорк. Поскольку бар был маленьким, все прекрасно слышали, с какими чудесными людьми он познакомился и насколько неправильно устоявшееся мнение о жалких обитателях Нью-Йорка.

— Эй, не стоит так… Некоторые из этих слухов правдивы, — великодушно позволила Алисия, пробуя пиво.

К счастью, она не пригласила своего нового знакомого за наш столик, когда спустя десять минут вернулась ко мне с пивом.

— Я, собственно, хотела спросить, — сказала Алисия, передавая мне кружку и усаживаясь на свое место. — Что ты тут делаешь?

Я засмеялась в первый раз за весь суматошный день. Я чувствовала себя прекрасно, торнадо моей жизни рассыпался на отдельные пузырьки.

— Забавно, я как раз собиралась задать этот вопрос тебе.

— Ты действительно уволилась с должности преподавателя?

— Как я могла уволиться, если никогда не занимала эту должность? — спросила я.

— Бен сказал, что у тебя депрессия по поводу работы в больнице, — голосом телеведущей продолжила Алисия. Я почти видела микрофон у своего лица, когда она добавила: — С чем это связано?

— Все болеют и умирают. Или собираются умереть.

— А ты ждала чего-то иного?

— Я об этом никогда не думала, — ответила я. Когда десятилетняя девочка решает стать врачом, она не думает о том, что придется когда-нибудь сломать ребра пожилому человеку, делая ему массаж сердца, или о тайной надежде, что сердце при этом не возобновит работу. Поскольку тот, кто выжил после остановки сердца в больнице, почти не имеет шансов выздороветь, ибо остановка сердца — лишь начало перетягивания каната между болью и смертью.

— Может, ты просто хотела быть похожей на родителей, — предположила Алисия.

— В смысле? — спросила я.

— Бен говорил, что твоего отца невозможно было застать дома. Он постоянно принимал пациентов.

— Мама была дома, — возразила я.

— Ага. Конечно. Как же, — фыркнула Алисия.

— Что ты имеешь в виду? — Я напряглась.

— Твоя мать уехала! — Алисия заявила это таким тоном, словно имела право обвинять в чем-то мою семью, хотя ее собственная мать — сумасшедшая. — Она ушла от вас и от своей жизни, чтобы стать врачом.

— Ее не было меньше года. И она вернулась, — ответила я.

— Ты просто хочешь оправдать ее.

— Я хочу быть похожей на нее, — сказала я. — Я хочу быть человеком, который любит свою работу, кто чувствует свое призвание.

Мое детство прошло с осознанием того, что медицина — это нечто прекрасное. К тому же я очень любила и уважала маму и отца. Разве это ненормально? Они знали практически все на свете. Они даже разговаривали на своем собственном, особом языке: голод назывался «гипогликемией», жажда — «обезвоживанием», а просмотр телевизионных программ был «выравниванием электроэнцефалограммы». Я тогда думала, что мои родители не только помогают людям, но своей заботой о других еще и защищают нас от всего неожиданного, неприятного и непоправимого.

Что бы подумала обо мне мама, если бы узнала, как противоречиво я сейчас отношусь к медицине? И что бы я тогда подумала о маме, если бы знала, как противоречиво она относилась ко мне?

— Эй! — Алисия помахала рукой перед моим лицом. — Я задала тебе вопрос.

— Извини. — Я сделала глоток пива, и в голове мелькнула мысль: «Не желает заставлять почтенную публику скучать в ожидании ответа». — Что ты хотела?

— Если тебе так противно быть врачом, зачем ты занялась в Англии все той же профессией?

«Потому что я больше ничего не умею», — подумала я, но отвечать, конечно же, не стала. Я не могу откровенничать с женщиной, которая стоит перед телекамерой возле пылающего дома, держит микрофон и спрашивает несчастных хозяев, закутанных в чужие одеяла, как они себя чувствуют в связи с трагическим событием. Я не могу открывать свою душу женщине, на которую, по ее же словам, не особо подействовала смерть дяди, а вот слова моего брата о разнице между апельсином и клементином, бесспорно, задели. Зачем Алисии знать, кто я такая на самом деле, если она и в себе не может разобраться?

— Во-первых, мне не противно быть врачом, я просто хотела сменить окружение, — сказала я. — Я хотела приобрести опыт, приобщиться к новым направлениям и получить новые перспективы.

Алисия обдумывала мой ответ, водя пальцем по краю своей кружки. Сделав несколько глотков, она наконец произнесла:

— Как скучно.

Мы подняли глаза на появившегося официанта, который принес заказанный Алисией пирог с мясом и картофелем и холодного цыпленка, декорированного каплями майонеза по углам квадратной тарелки, — для меня.

— Парень, это было действительно быстро, — сказала ему Алисия. — Ты великолепен.

— На здоровье, — ответил он и подмигнул, однако, что явилось для меня неожиданностью, не стал продолжать уговаривать спеть, почувствовав, видимо, наше отвращение к этой затее.

— Я думаю, «на здоровье» означает здесь «спасибо», — заметила Алисия после того, как он ушел. — Тот американофил возле бара использовал это слово именно в таком контексте.

Я была занята майонезом — перекладывала его на кусочек хлеба, стараясь, чтобы соус не попал на цыпленка.

— Они льют майонез куда угодно. Им стоило бы тебя предупредить.

Алисия ткнула вилкой в свой пирог, струйки пара окутали ее лицо, и я от зависти невольно сглотнула слюну. Мой цыпленок выглядел не просто холодным, а едва ли размороженным.