Книга Шахта - Антти Туомайнен

Словно в доказательство этой мысли за зданием находилось любопытное сочетание давно закрытого гриль-киоска и подобия автозаправки – все эти углубления, выступы и скамейки вокруг служили местом притяжения для алкоголически настроенных персонажей: тут тебе и аптека рядышком, и винный магазин всего в тридцати метрах, их преодолеть способен даже самый набравшийся. На этом крохотном клочке с утра до самого позднего вечера не утихали страсти утраченной жизни под аккомпанемент пьяного рычания. Вот и сейчас. Мужик с подбитым глазом и без рубашки проклинал падающий с неба снег, а рядом с ним, стянув штаны, присела помочиться его подруга.

Я двинулся по улице Силтасааренкату и свернул налево. В здании на углу был тайский ресторанчик, где в обед было не протолкнуться. Отец сказал, что заказал там нам столик.

Почему именно сейчас? Почему именно сейчас, когда и без того все так сложно?

В детстве мне хотелось, чтобы отец вернулся. Помню, как придумывал тысячи объяснений его отсутствию, а мама только улыбалась вымученной улыбкой, а я все никак не отставал, и тогда ее лицо приобретало сначала жесткое выражение, а потом она начинала плакать. Позже я еще долго объяснял себе и про себя причины отсутствия родителя, пока эффект от них не стал вызывать во мне такие же эмоции, как и у мамы. А в какой-то момент я заметил, что уже давно не думаю обо всем этом. Куда оно ушло, каким образом – не знаю. Когда же я и сам стал отцом, вопрос стал вновь актуальным: я пообещал себе, что никогда не покину Эллу. Воспоминание об этом обещании лишь добавляло неприятный осадок в это и без того мерзкое и холодное утро. Я стряхнул снег с куртки и вошел в ресторан.

Отец сидел спиной к задней стене, повернувшись лицом ко входу. Он помахал рукой, я пересек зал в несколько шагов. В рукопожатии ощущалась сила, но оно не было чрезмерным. Еще при первой нашей встрече я обратил внимание на его манеру двигаться, на весь облик: в волосах – седина, которую считают стильным достоинством, взгляд, ждущий и прочитывающий все два раза, сначала видимое, затем скрытое; тело было поджарым, сидел он без принуждения. Скажем, было крайне сложно представить, что моему отцу уже шестьдесят.

– Ты выглядишь уставшим, – начал он после того, как мы заказали курицу с имбирем и кориандром и поросенка в соусе «чили». – Много работы?

– Да. Скорее, нет. Работы нормально, всего остального чересчур много. Или нет, не чересчур, но много.

Он ответил не сразу. Голос звучал мягко.

– Читал твой материал о руднике. Пожалуй, там есть над чем поработать.

– Можно и так сказать. Нужно постараться.

– Жду с интересом. Здорово, что ты вот так относишься к работе. Для меня работа всегда имела первоочередное значение.

Значила больше семьи.

– Надолго ли в наши края?

Вопрос брякнул для меня совершенно неожиданно и прозвучал агрессивно, как нападение. Взгляд отца (пожалуй, естественнее его называть отцом, а не Эмилем) оставался спокойным, образ – непоколебимым.

– Я подумываю о переезде обратно. Заметил, что тут хорошо. Все важные для меня люди тоже здесь.

– Тебе получится трудоустроиться? – спросил я и вздохнул с облегчением, услышав тон своего голоса. Он был спокойный, нейтральный.

– Все говорит о том, что получится.

– По профессии?

Отец сделал большой глоток.

– Позволь, я покажу тебе кое-что? – спросил он.

И прежде чем я успел что-то ответить, его рука скользнула в нагрудный карман, достала оттуда и положила на стол фотографию.

– Ты, мама и я.

Я смотрел на снимок, смотрел долго, не отрываясь, – мне никогда не приходилось видеть наших семейных фотографий. Фотография вмещает в себя так много. Кольнуло в сердце. Семья. Три человека. Что я сделал, что сделали мы оба. Мама часто возила меня в зоопарк Сеурасаари, у нас с собой была еда, летом мы проводили там много времени, и никогда это не выглядело как на этой фотографии. Тут же последовала тяжкая похмельная мысль: Элла вот так вот будет смотреть на фото своих родителей или на семейные снимки детства и думать, что я не пришел, меня не было. А где я был?

Официантка принесла заказ. Пар от горячего риса повис пеленой между нами.

– Отличный был день, – произнес отец. В его голосе мне послышалось то, о чем я думал тысячи раз до этого. – Один из самых прекрасных в жизни.

Заставил себя приступить к еде. Глотать становилось легче с каждым кусочком.

– У тебя как будто что-то на душе. Может, поговорим? – вдруг сказал он.

Посмотрел на него. В принципе мы были совершенно чужими людьми, но что-то в сидящем напротив казалось… Проглотил набранный на вилку горкой и смоченный в жгучем соусе рис. Мысль – простая в своей первозданности – пришла сама собой: «А кому сын может еще доверять, если не своему отцу?».

– Кажется, за мной ведется слежка, – сказал я. – Из-за моей работы.

– Да? – ответил он, не дрогнув лицом.

– Вчера поздно вечером, уходя с работы, я решил немного прогуляться. Подышать свежим воздухом и все такое. Ну, на работе были неприятности, да и дома не все в порядке. Пошел на Силтасаари…

– Красивое место, – улыбнулся отец. – Одно из моих самых любимых в Хельсинки.

Меня его неожиданная реплика несколько смутила, но появилось чувство защищенности.

– В общем, да. Побыл там какое-то время, а когда возвращался, то, как мне показалось, увидел того же человека, которого видел следящим за мной и раньше. А потом еще один раз…

– Как думаешь, почему он следит за тобой?

– Можно догадаться. Если это один и тот же человек, то все объясняется связью с неким Кари Лехтиненом.

– Кто он?

– Один журналист. Оставил после себя много любопытных документов, в частности по Суомалахти. А что, ты его знал?

– Нет, – ответил он через секунду.

– Лехтинен умер.

Отец посмотрел на меня.

– Ты остановился на том, что пошел обратно и опять увидел за собой того же типа. Что дальше?

– Испугался. Один раз мне уже прилетело с ноги. Спасся в кабаке.

– Вот почему у тебя сегодня похмелье?

Посмотрел на него. Улыбка была быстрой, но теплой.

– Дальше?

– Встретил старую знакомую.

– А те, что за тобой шли, что с ними?

– Понятия не имею.

– Но ты уверен, что они следили за тобой?

– А что еще я мог подумать? Те же, что и раньше.

Взгляд отца заострился, подбородок опустился, плечи поднялись – ничего существенного, всего какие-то миллиметры, но было заметно.

– То есть ты знаешь, кто они? – спросил он. Еще вниз на пол-октавы и голос зарычит.