Книга Прихоть богача - Линн Грэхем

После бессонной ночи Кэт заказала завтрак себе в постель. Почему она должна встречаться с Михаилом, когда между ними все кончено? Только для того, чтобы снова травить себе душу? Ни за что!

Надев голубое платье и кардиган, Кэт нанесла на лицо немного косметики, чтобы скрыть тени под глазами.

Позвонила Лара — вертолет, который должен был доставить ее в аэропорт, готов к взлету. В голосе Лары слышалось нескрываемое торжество. Должно быть, Лара счастлива, что Кэт наконец-то уезжает.

«Любит ли эта потрясающая блондинка Михаила? — пришло в голову Кэт. — Нет, меня это не касается, больше не касается».

Ее багаж уже забрали. Кэт последний раз поднималась по стеклянной лестнице наверх.

«Я не буду скучать по яхте, не буду», — убеждала она себя.

Сверху послышались голоса людей, готовившихся к взлету вертолета. Поднявшись на палубу, Кэт сразу же заметила Михаила. А ведь она думала, что вчера вечером видела его последний раз.

На нем был легкий бежевый костюм с шелковым галстуком под цвет его бронзовой кожи. Он выглядел потрясающе красивым и необыкновенно уверенным в себе.

«И совсем не походил на человека, который всю ночь промаялся без сна», — с грустью подумала Кэт.

Михаил смотрел на нее своими неправдоподобно черными глазами, мускул на его щеке дернулся.

— Кэт…

— Прощай, — хрипло сказала Кэт, растягивая губы в улыбке.

— Я не хочу говорить «прощай». — Михаил стиснул зубы, словно пытаясь заставить себя молчать.

— Но мы должны, — проглотив комок в горле, произнесла Кэт, здороваясь со Стасом, который стоял возле поручней в десяти футах от нее.

— Ты ошибаешься. Нет никакого «должны».

Кэт моргнула и обратила внимание на вертолет. Михаил, конечно, и не догадывался, каких трудов ей стоило отвести взгляд от его лица.

— Останься, — неожиданно произнес Михаил.

Ее взгляд вернулся к нему, зеленые глаза расширились от изумления:

— Что ты такое говоришь?

— Я хочу, чтобы ты осталась.

— Но все уже готово к моему отъезду! Ты все и организовал! — напомнила ему Кэт.

В шести футах от Михаила остановился пилот и сказал, что все готово к взлету.

Михаил проигнорировал его. Спустя секундное колебание Кэт сделала шаг в направлении пилота, но почти сразу же почувствовала на своей руке жесткую хватку.

— Останься! — процедил Михаил сквозь стиснутые зубы.

— Я не могу, — отрывисто произнесла Кэт, чувствуя, как к глазам подступают невыплаканные за ночь слезы.

Михаил положил другую руку на ее плечо. Кэт увидела перед собой блестящие черные глаза. В них застыла невидимая ею до сих пор мука.

— Мне нужно, чтобы ты осталась, — хрипло произнес Михаил. — Мне нужно, чтобы ты осталась, потому что я не могу позволить тебе уйти.

«Мне нужно», — сказал он. Это звучало уже почти как мольба. «Неужели?» И сердце Кэт забилось быстрее. Михаил все-таки чувствует к ней что-то, кроме сексуального Влечения? Но как в это поверить?

— Ты делаешь мне больно, — дрожащим голосом сказала Кэт, так как Михаил, должно быть, не осознавая, слишком сильно сжал ей плечи.

Михаил пробормотал какое-то ругательство, поспешно разжимая руки. Затем он крикнул что-то Стасу на русском, подхватил Кэт на руки и вместе с ней двинулся к лестнице.

— Что ты делаешь? — запротестовала Кэт. — Это неправильно!

— Это самая правильная вещь, которую я сделал в течение всей недели, — ответил Михаил. Они прошли гостиную и вышли на закрытую палубу, где Михаил опустился с Кэт на диван, по-прежнему сжимая ее в своих объятиях. — Ты останешься со мной, мое золотце…

От изумления у Кэт отнялся дар речи.

— Ты не можешь просто так взять и передумать в последнюю минуту, — выдохнула она наконец.

Черные глаза с вызовом посмотрели ей в лицо.

— Я только что признал свою неправоту. Кэт, ты хоть имеешь представление, как редко я признаю, что бываю не прав?

В этом Кэт нисколько не сомневалась, но сейчас она пребывала в смятении.

Что только что произошло? Она с таким трудом признала: все кончено, взяла себя в руки, чтобы с достоинством покинуть его яхту, — и что? Михаил только что признался, что нуждается в ней.

«Но разве, — с забившимся сердцем подумала она, — это было плохо?» Но и верить Кэт ему не могла: чем дольше она живет с Михаилом, тем сложнее ей будет с ним расстаться.

— Я не могу просто взять и остаться с тобой, — дрожащим голосом сказала она. — У меня есть моя жизнь и семья, к которой мне нужно вернуться, Миша. Разве между нами не все кончено? Разве ты этого не сам хотел?

— Если бы между нами все было кончено, я бы позволил тебе уйти. То, что я попросил тебя остаться… Это произошло спонтанно, — признал он.

Кэт была нужна определенность.

— Да, но что сейчас? — неуверенно прошептала она, неожиданно чувствуя, как ее пробирает холод в жарких объятиях Михаила.

Михаил стиснул челюсти и глубоко вздохнул:

— Ты поедешь со мной. Ко мне.

Брови Кэт поднялись:

— Ты берешь меня к себе домой? Разве я домашний питомец?

— Я прошу тебя переехать ко мне. Этого я не предлагал еще ни одной женщине, — спокойно сказал Михаил.

Что уж скрывать, Кэт была потрясена. Но это предложение больше подходило подруге Михаила, нежели его хозяйке и любовнице.

«Да, это было серьезное предложение», — подумала Кэт.

Голова у нее закружилась от подобной перспективы, и слезы, которые она удерживала силой воли, наконец-то прорвались наружу.

— Что не так? — потребовал Михаил, проведя пальцем по влажной щеке.

— Ничего. Просто я дала течь, — шмыгая и вытирая слезы рукой, заявила Кэт. — Но я не могу просто переехать к тебе. У меня есть обязательства…

— Перед сестрами? Я позабочусь о них, как если бы они были моей плотью и кровью, — неожиданно сказал Михаил с улыбкой на лице.

— Но мне нужно решить другие проблемы. Дом и…

— Оставь все это мне. Переезжай ко мне, заботься обо мне, следи за моим домом — это все, о чем тебе предстоит думать в будущем. Понятно?

Кэт крепко зажмурилась, так как слезы продолжали катиться из ее глаз. Она и любила, и ненавидела Михаила в эту минуту. Любила, ведь он сам признал, что их связывало нечто особенное. А ненавидела, потому что он сделал свое признание в последнюю минуту — как она могла ему верить после этого?

— Что, если ты снова передумаешь? — сглотнув, спросила она. — Что, если через несколько недель ты будешь считать иначе?