Книга Девять уроков - Кевин Алан Милн

Следующие несколько минут он потратил на рассуждения о том, как важно доводить до конца каждый удар. Особое значение это имеет в холодные дни, пояснил Лондон, когда тело становится не очень пластичным, и мы интуитивно сокращаем движения, стараясь таким образом экономить энергию. Слишком быстро отдергивая клюшку от мяча, мы лишаем его возможности выйти на верную траекторию.

Пока я не смог полностью скопировать его размашистые движения, Лондон не позволил мне ударить по бесценному черному мячу. После непродолжительной тренировки мне наконец-то разрешили приступить к игре. Выудив из кармана длинный колышек, я водрузил на него мяч и установил эту конструкцию на заснеженном поле. Чувствуя на себя внимательный взгляд отца, я сделал пару тренировочных движений, чтобы сохранить нужный ритм, а затем с размаху ударил по шарику. К несчастью, мышцы рук у меня успели слегка задеревенеть от холода, и я просто шлепнул по черному шарику, вместо того чтобы провести клюшку по всей дуге. Мяч взметнулся невысоко над землей, а затем, резко закрутившись влево, упал где-то среди деревьев.

– Один потерян, осталось три, – пробормотал отец, наблюдая за тем, как я вытаскиваю из сумки очередной черный мяч. – Ты должен доводить удар до конца, – напомнил он. – Сделай так, чтобы тело слушалось твоих команд.

Второй удар у меня получился гораздо лучше. Этот мяч тоже приблизился к обочине, но остался в границах поля. Хотя снежный покров здесь был весьма глубоким, ледяная корка не позволила ему провалиться на дно сугроба. Лондон ударил за мной, направив черный мяч прямо к флагштоку. Тот замер ярдах в сорока от грина, погребенного под плотным слоем снега. Как только мы оба оказались на расстоянии пата, отец сформировал вокруг желтого флажка небольшую лунку. Выглядело это не слишком изящно, однако сработало.

Со второй лункой я справился превосходно, но на третьей потерял еще два черных шарика, которые укатились куда-то в расщелину. У меня оставался всего один, и это, судя по всему, значительно сокращало сегодняшний раунд.

В центре четвертой лунки располагалась обширная водная преграда. Наклонившись, я ударил по мячу и не сдержал восторженного возгласа:

– Смотри, он летит прямо!

– Все потому, что ты сумел довести удар до конца, – одобрительно заметил отец. Мяч тем временем приземлился точно посередине искусственного пруда.

Ледяная поверхность его блестела под лучами солнца. Ветер нагнал к западному берегу немного снега, но по центру сиял чистейший лед. Мы с отцом подошли к краю преграды и тут же заметили мяч.

Лондон поглубже натянул шапку на уши, чтобы защититься от морозного ветра.

– По крайней мере, ты пустил его по прямой. Хороший удар, но на этом можно заканчивать. Считай, что и этот мяч от тебя ушел.

– С какой стати? Я вполне могу разыграть его.

– Слишком опасно, Огаста. Пусть себе остается на льду.

Я знал, что порой родители склонны к проявлению чрезмерной заботы, а потому проигнорировал слова отца, схватил свой айрон и осторожно ступил на лед. Было скользко, но я сумел добраться до середины пруда.

Склонившись над маленьким черным шариком, я думал только об одном: доводи удар до конца. Головка клюшки, коснувшись мяча, проводила его по всей дуге. Замах оказался превосходным, и удар тоже не подкачал.

– Бог ты мой! – воскликнул я, провожая взглядом черный шар. – Два раза подряд! Ну и ну!

– Главное – доводить дела до конца, – кивнул Лондон, – тогда все будет получаться.

Внезапно из-под ног у меня раздался ужасный звук, похожий на треск молнии. Должно быть, лед в этом месте был тоньше, чем по краю пруда, поскольку в следующее мгновение я камнем ушел под воду.

К счастью для меня, воды здесь было только по пояс. Отец закричал, чтобы я скорее выбирался из полыньи, но ноги мои будто прилипли ко дну.

– Я застрял! – проорал я в ответ. – Снегоступы увязли в грязи!

Лондон быстро заскользил по льду, стараясь держаться там, где корка была поплотнее.

– Ты что, решил заработать переохлаждение? Отстегивай быстрей эти чертовы штуки и выбирайся оттуда!

Легко сказать. Чтобы дотянуться до ремней, мне пришлось по подбородок погрузиться в ледяную воду. С левым снегоступом я справился легко, а вот правый не желал поддаваться. В отчаянной попытке освободиться из ледяного плена, я дернул за шнурок ботинка и вытащил свою ногу. Выскочив из воды, я распластался на льду, чтобы удержать равновесие, а затем осторожно поднялся и заспешил к берегу.

– Раздевайся! – рявкнул Лондон. – Снимай все до самых носков!

– Ты спятил, – с трудом пробормотал я.

– Раздевайся, Огаста, или я сам стащу с тебя эти тряпки!

Я настолько закоченел, что у меня не было сил на споры. И вот в первый – и последний – раз в своей жизни я разделся догола в общественном месте. Оставил только мокрые шерстяные носки, чтобы не ступать босиком по снегу. Лондон тут же накинул на меня свою куртку, и мы заспешили к его машине, оставив на берегу пруда клюшки и мою промокшую одежду.

Мою машину пришлось бросить на стоянке. Как только обогреватель в автомобиле Лондона заработал на всю мощь, я немного расслабился, и отец выбрал этот момент, чтобы сообщить, что у нашего занятия все-таки была скрытая цель.

– Если собираешься взяться за какое-то дело, непременно доведи его до конца. Твоя мама любила повторять: все, что заслуживает первого шага, заслуживает и последнего. Я согласен с ней на все сто процентов. Если ты не доводишь до конца удар в гольфе, результаты будут ниже среднего. То же самое касается и нашей жизни. Никогда не ввязывайся в то…

Должен признать, что после недавнего ледяного купания у меня не было ни малейшего желания внимать разглагольствованиям отца, так что я поспешил оборвать его на полуслове.

– Да понял я, понял! – заметил я, невольно повышая голос. – Доводи начатое до конца, в гольфе и в жизни. Может, ты и не согласен, но в жизни я и без того следую этому правилу.

Было видно, что Лондона задела моя вспышка гнева.

– Если бы ты действительно следовал этому правилу, – заметил он наконец, – ты бы приехал сегодня на поле без моих напоминаний. В конце концов, уговор был на девять уроков.

Я уставился на него, не в силах поверить своим ушам.

– Так вот это все к чему? Я провинился, не приехав на занятие сразу после метели? Прекрасно, – саркастически заметил я. – Что ж, ты был прав, а я ошибался. В следующий раз постараюсь лучше справляться со своими обязанностями. Это все, что ты хотел мне сказать?

Лицо у Лондона побагровело от гнева.

Вот он, прежний Лондон, подумал я. Уж я-то знал, что его дружелюбия надолго не хватит.

Но тут он вновь удивил меня.

– Прости, Огаста, – сказал он, – не следовало этого говорить, тем более сейчас.