Книга Пожар Саниры - Эд Данилюк

– Что с хворостом?

Нотаба пожал плечами.

– Вон в том доме… – он махнул в сторону одного из пожарищ рядом с общественным домом, – …говорят, что ночью кто-то неподалёку ходил. Кто именно, не видели, спали. Слышали только звук шагов.

Старший воин вновь задумчиво посмотрел на бубен и отдал его Нотабе.

– Зачем понадобились все эти символы бога-Змея? – спросил кто-то из толпы.

– А вы что тут делаете? – рявкнул, резко развернувшись, Га-рола. Его лицо налилось кровью, кулаки сжались. Он, конечно, не мог не видеть, что к горящей фигуре подбегают всё новые и новые горожане, но до поры с этим мирился. Теперь же совершенно вышел из себя. – Быстро по домам!

Он оглянулся на обоих своих воинов, и те сразу же двинулись на собравшихся людей.

7

Дом Ленари

Молчаливые, напуганные, подавленные, сидели у вечернего костра люди дома Ленари. Есть не хотелось, хотя каша дымилась обильным паром. Только Чивати, самая младшая, время от времени зачерпывала полбянку непомерно большой для неё деревянной ложкой.

Рядом с сестрой сидела дрожащая после купания в ледяной воде Такипи. Увидев пылающую женскую фигуру, она побежала искать своих, оступилась и упала в грязь. Пришлось едва пришедшей в себя после пережитого ужаса Ленари вести внучку к Реке. Мадара принёс на берег чистую одежду, а потом весь путь до дома кутал Такипи в свою накидку.

Санира считал сестру ленивой и нерадивой, но она, тем не менее, уже выстирала одежды, и они сушились здесь же, рядом с костром.

– Это был какой-то обряд, – говорил тихим голосом Донира.

Он обнимал свою женщину, Гарули, пытаясь хоть как-то её успокоить. Тётка Саниры продолжала всхлипывать, а их дочь, Нураби, непривычно тихая, прижималась к маме, поглядывая то на её зарёванное лицо, то на бледного отца.

– Змеепоклонники… – кивнул со вздохом Мадара.

Слухи о появляющихся то тут, то там вероотступниках передавались торговцами шёпотом, по секрету, с оглядкой. Неизвестно, почему обычные люди, горожане, вдруг начинали тайно поклоняться богу-Змею как главному божеству. Они приносили ему дары, только ему, будто и не было сестёр-богинь. Сами змеепоклонники говорили, что Земля и Небо перестали прислушиваться к людям, помогать, отводить напасти, а потому следует найти себе другого защитника. Некоторые утверждали, что сёстры умерли, их больше нет, и тщетно возносить им песни. Торговцы, рассказывавшие всё это, качали головами и добавляли, что вероотступничество – это помутнение рассудка, безумие, неизбежная плата за слишком вольные нравы.

– Да откуда у нас змеепоклонники! – отозвалась Такипи, разорвав сгустившуюся тишину. Все уставились на неё. Девушка как раз начала прихорашиваться, но, почувствовав, что на неё смотрят, подняла голову: – Нет их у нас! Никогда не было!

Она раскрашивала лицо. Чёрный полумесяц уже подчеркнул линию подбородка, заодно скрыв ненавистную родинку.

Мадара вдруг осознал, что делает дочь, и насторожился:

– Ты куда собралась?

Такипи улыбнулась, но не ответила. В её глазах промелькнули знакомые отсветы радостного нетерпения.

– Сёстры-богини, ты хоть заметила, что в Городе творится?

– Не приставай к ней! – зашевелилась Ленари.

Она пересела поближе к внучке и стала помогать Такипи заплетать в волосы сдвоенную глиняную трубку.

– «Не приставай»! – проворчал Мадара. – Она же женщина этого дома!

Ленари бросила на него взгляд, но промолчала.

Жетиси, успокаивая Мадару, положила ладонь на его руку. Он сердито оглянулся на свою беременную женщину.

– Ну, раз так… – поднялся Санира. – У меня тоже дела есть!

Мизази. Можно позвать её прогуляться по центральной площади.

Или Корики. С ней ничего придумывать не надо, она сама всё придумает…

Сердце в груди забилось чаще.

– А ну сядь! – рявкнул Мадара, вырывая руку из ладони Жетиси. – Ночь на улице! Не хочешь спать – я найду тебе работу!

Санира не успел даже оглянуться, как отец схватил его своими сильными руками и потянул вниз. Юноша, сопротивляясь, хотел было отступить на шаг, но Мадара встряхнул его и одним мощным движением бросил на место.

– Но как же!..

То, что сделал отец, было столь возмутительным, оскорбительным, немыслимым, что Санира даже не нашёлся, что сказать. Так поступить с мужчиной, у которого растёт борода!

– Не хочу ничего слышать! – ревел Мадара, надвигаясь на сына. – Пройдёшь обряд – будем разговаривать. А пока делай то, что я говорю! – И, отведя взгляд от Саниры, добавил: – То он в Лесу гуляет, то на ночь глядя со двора уходит!

Упоминание о Лесе немного поубавило возмущение Саниры. Ему совсем не хотелось, чтобы Мадара при всех начал обсуждать его встречу с Варами. Непонятно почему, отец, спокойно воспринявший появление дикарки там, на поляне, совершенно рассвирепел, увидев синяк под глазом сына и услышав сбивчивый рассказ о появлении её брата.

И всё же! Какая несправедливость! Такипи можно, а Сани-ре нельзя! Он взрослый, что бы они ни говорили! У него борода!

– У него борода… – вдруг сказала Жетиси, поглядывая на своего мужчину. – Ему скоро выбирать дом, в котором жить. Причём гораздо раньше, чем ты думаешь…

Мадара дёрнулся. Его челюсти зло заходили туда-сюда, отчего чёрная борода запрыгала на груди.

– Вон Такипи до сих пор одна! – продолжала Жетиси, понизив голос. – А Санира ведь мужчина, ему нужна свобода!

Такипи, похоже, что-то сумела разобрать в этом лихорадочном шёпоте, потому что замерла на миг, переводя взгляд с отца на мачеху.

– Нет! – резко ответил Мадара, вырываясь из объятий своей женщины. – Вон два ножа затупились. Пока не сделает, никуда не пойдёт!

Такипи взглянула на брата и ехидно улыбнулась. Потом стала затягивать верёвочки на кожаном, с четырьмя зеленоватыми кремнями браслете, подарке Радиги.

Изготовить такое украшение было несложно, но сосед додумался сделать камни совершенно одинаковыми и по форме, и по размеру. Теперь они смотрелись будто нарисованные. Очень красиво.

Санире было неприятно, что такая мысль пришла в голову не ему, а ненавистному Радиге. Будто тот лучше разбирается в кремне!

Юноша, косясь на браслет, потянулся за ножами.

8

У остатков городских ворот

Положение Саниры было уже безнадёжным.

Камень Корики с силой врезался в короткий обломок сучковатой ветки, и та отлетела в сторону – ещё на полшага ближе к черте, проведённой на земле девушкой, ещё на полшага дальше от черты, проведённой Санирой. Галька, которую он метнул одновременно с Корики, тоже попала в нужное место, но слишком поздно.