Книга Зачарованный лес - Диана Уинн Джонс

– Не смей! – крикнула Энн, отпрянув назад. Сейчас происходило что-то, к чему она попросту не была готова.

– Это еще почему? – спросил Чел, притягивая ее к себе.

– Потому что, – ответила Энн, с силой отодвигаясь от него, – есть другие девочки, которые понравятся тебе больше. У меня… э-э… есть кузина с блестящими светлыми волосами. Очень светлыми – почти белыми. С самыми большими карими глазами, какие есть на свете. И фигура красивая. Лучше, чем у меня, – я коренастая.

Мальчик с такой готовностью отпустил Энн, что это ее порядком обидело.

– Она славная?

– Очень, – продолжала сочинять Энн. – Милая, умная, понимающая.

– Она живет в твоем поселке? – живо поинтересовался Чел.

– Да, – соврала Энн.

К этому времени она уже судорожно сцепила пальцы за спиной.

– Значит, еще одна отличная причина уйти из этого проклятого леса, – объявил Чел, откинувшись на бортик лодки.

Девочка не знала, что ей испытывать: злость или облегчение.

– Похоже, это девушка из моих снов, – продолжал Чел. – Кстати, о снах: в последнее время у меня такие сны… Это из-за них я, наверное, в плохом настроении и…

Энн выбралась из лодки. Она вовсе не хотела слышать о снах мальчика – в особенности о таких снах, населенных блондинками с фигурой в форме песочных часов.

– Расскажи Мордиону.

– Так я и сделал. Они его встревожили, – сообщил Чел.

«Неудивительно», – подумала Энн, а вслух сказала:

– Мне нужно домой, чтобы…

Но мальчик уже вылезал из лодки, явно собираясь поведать ей свои сны. Энн сдалась и, встав на гальку, скрестила руки на груди.

– Это пугающие сны, – начал Чел. – Я сижу в каком-то ящике с подведенными туда проводами, благодаря которым я жив, и какая-то штука должна удерживать меня в бессознательном состоянии. Но с ней что-то неладно, и я в сознании. Я кричу, Энн. Бью по крышке и кричу, но никто не слышит. Это так ужасно, что почти каждую ночь я не даю себе уснуть.

Звучало и вправду ужасно. Чел, судя по всему, забыл и о своих блондинках, и даже о синяках, полученных от Мордиона.

– Какой кошмар, – промолвила Энн.

У нее не хватало духу сказать Челу, что эти сны должен видеть Мордион, – а может, это сны, которые Баннус поместил в голову Мордиона. Это один из самых ужасных побочных эффектов, сопровождающих умение читать мысли. Девочка больше не завидовала Челу.

– Мордион говорит, что эти сны должен видеть он, – добавил Чел.

– Э-э… – выдавила Энн.

Мальчик снова задумался – он сидел, наполовину высунувшись из лодки и согнувшись в три погибели.

– До сегодняшнего дня, – заговорил он наконец, – этих снов хватало, чтобы я поклялся разрушить запрет, наложенный на Мордиона. Но теперь не уверен, что меня это волнует!

Энн подумала обо всем услышанном.

– Может, ты и прав, – признала она. – Несправедливо, что ты должен посвятить свою жизнь Мордиону.

На этих словах Чел разогнулся и наградил ее сначала недоверчивым взглядом, а потом широкой благодарной улыбкой.

– Но все-таки не покидай лес, – посоветовала Энн. – А сейчас я действительно должна идти.

И когда она уже прыгала с одного скользкого камня на другой (теперь переход через реку стал куда более опасным), Чел что-то крикнул ей вслед. Ей показалось, что первая часть фразы – «…и спасибо!». А следующей частью, почти утонувшей в рокотании воды, явно было «…до встречи с твоей кузиной!».

– Ого! – воскликнула Энн, совершая прыжок на рыхлый противоположный берег. – И что заставило меня изобретать для него кузин?

Девочка вошла в лес на другой стороне реки, чувствуя, что ее всю трясет. Раньше ей и в голову не приходило, что Чел станет таким, когда начнет расти. Он по-прежнему ей очень нравился, но только как друг. Ни о чем другом нельзя было и помыслить, учитывая, что Энн участвовала в создании Чела. Но на душе у нее скребли кошки из-за того, что она ему солгала.

Девочке было так скверно и ее так сильно трясло, что она даже не заметила, где находится, пока не подошла к проулку между домами. Там пахло обедом, который готовился по обеим сторонам улицы. Энн пошла быстрее – почти побежала.

«Как бы мама на рассердилась!» – подумала она.

Проходя мимо серой машины, Энн мысленно сказала себе: «Погоди-ка!»

– Сколько времени я находилась в этом поле на сей раз? – спросила она у своих воображаемых друзей.

– Пару часов, – отозвался Король.

5

К обеду Энн опоздала. На ее счастье, Мартин о чем-то препирался с отцом, и это беспокоило маму, поэтому она только слегка пожурила Энн, прибавив: «И немедленно вымой руки!»

– Возмездие в виде мытья рук, – пробормотала Энн, включая воду над кухонной раковиной. – Все-таки я понимаю Чела. Уж эти мне родители!

Судя по звукам, доносившимся из комнаты, и у Мартина была причина почувствовать себя на месте Чела. Братец явно сказанул нечто такое, из-за чего отец взъелся на него не на шутку. Пока Энн давилась жарким, пытаясь взять в толк, что же произошло, отец повторял:

– Ты, Мартин, готов болтать любую чушь, лишь бы привлечь к себе внимание.

Время от времени он добавлял:

– А ты уверен, что не видел летающую тарелку? Лупоглазых зеленых человечков?

– Я видел то, что видел, – неизменно угрюмо отвечал Мартин, а иногда бормотал: – Лучше бы я тебе ничего не говорил.

Атмосфера становилась все более и более тягостной, и наконец, когда Энн все-таки управилась с жарким, Мартин разозлился до того, что заорал:

– Да вы бы не поверили в Бога, войди он в эту дверь сию минуту!

– Мартин! – воскликнула мама.

– Я, в отличие от тебя, способен отличить правду от выдумки! – завопил в ответ отец. – И не смей на меня кричать!

Мама поспешила поставить на стол пирог с патокой и попыталась разрядить обстановку:

– Послушай, Гэри. Может быть, Мартин видел, как снимают фильм, верно? Пирог с патокой, Мартин. Твой любимый.

Отрезав толстый, сочащийся патокой кусок пирога, она поняла, что забыла поставить тарелки.

– Вот видите – я вся на нервах! Энн, не сиди сиднем – ты уже не больна, – подай тарелки для десерта. Ну же, Гэри, ты прекрасно знаешь, что в наше время повсюду съемки.

Энн подсунула тарелку под висящий в воздухе кусок пирога, а потом поставила ее перед отцом, помогая его успокоить.

– А потом Мартин закрыл глаза, когда глядел на камеры и режиссеров и все такое, да? – пренебрежительно спросил отец, посыпая сахаром весь кусок пирога.