Книга Духовный кризис. Когда преобразование личности становится кризисом - Кристина Гроф

Архетипическая Самость, или центр, имеет тенденцию активизироваться в интенсивных взаимоотношениях и нуждается в эмоциональном контексте (в партнере), для того чтобы продвигаться вперед по ходу процесса обновления. Выражение этого процесса в искусстве щедро изливается наружу в ожидании отклика. В “комнате гнева”* импульсы агрессии и разрушения обретают пространство для безопасного выражения и передаются другому человеку в ходе взаимоотношений. Во встречах между двумя людьми прошлое, со всеми его ранами, страхами и гневом, вновь интенсивно проживается — от рождения до настоящего момента, — в результате чего возможно глубокое исцеление.

Хольгер Кальвайт
КОГДА БЕЗУМИЕ БЛАГОСЛОВЕННО: ПОСЛАНИЕ ШАМАНИЗМА

Moе тело дрожало. Оставаясь в этом состоянии, я начал метаться. Пение лилось из меня, и я ничего не мог поделать, чтобы его остановить. Мне являлось множество существ: огромные птицы и животные…Они были видимы только мне, но не другим в моем доме. Такие видения случаются, когда человеку вскоре предстоит стать шаманом; они происходят сами по себе. Песни вырываются наружу полностью, без всякой попытки их сочинять…

Рассказ Исаака Тенза, индейца племени гитскан, из книги Стивена Ларсена “Врата шамана”

Концепция духовного кризиса, которая проводит различие между кризисом трансформации и психическими расстройствами, подкрепляется независимыми свидетельствами из самых различных областей. Особое значение имеют данные, относящиеся к шаманским традициям, описание которых можно найти в исторической и антропологической литературе. Шаманизм — старейшая в мире религия и самое древнее целительское искусство человечества; его корни уходят, вероятно, на десятки тысяч лет назад — в эпоху палеолита.

“Шаман” — это термин, употребляемый антропологами применительно к особого рода целителям или знахарям, которые регулярно входят в неординарные состояния сознания с целью лечения, получения информации посредством экстрасенсорного восприятия или проведения ритуалов, влияющих на погоду либо животных — объектов охоты. Шаманизм почти универсален; его история охватывает период времени от каменного века до наших дней, а его различные формы можно найти в Африке, Европе, в Северной и Южной Америке, в Азии, Австралии и Полинезии. Тот факт, что шаманские культуры придают огромное значение неординарным состояниям сознания, чрезвычайно важен для концепции духовного кризиса.

Карьера многих шаманов начинается с драматического эпизода измененного состояния сознания, который западная ортодоксальная психиатрия квалифицировала бы как серьезное психическое заболевание. Он включает в себя визионерские переживания спуска в подземный мир, нападения демонов и нечеловеческих мук и испытаний, за которыми следуют умирание, новое рождение и восхождение в небесные сферы. В течение этого времени будущий шаман может испытывать широкий спектр крайних эмоций и вести себя самым необычным образом.

С точки зрения западных медицинских стандартов эти симптомы предполагают серьезное психическое расстройство. Тем не менее, если этот кризис успешно преодолен и завершен, его результатом оказываются личное исцеление, более эффективное функционирование в обществе и обретение шаманских способностей. Тогда племя принимает такого индивида в качестве чрезвычайно важного и полезного члена сообщества. Однако важно подчеркнуть, что странные переживания сами по себе недостаточны для того, чтобы человек считался шаманом. Чтобы быть шаманом, необходимо успешно завершить кризис и вернуться к полноценному функционированию в повседневной жизни. В шаманских культурах проводится четкое различие между теми людьми, которые являются шаманами, и теми, кто больны или безумны.

После завершения кризиса посвящения шаман, как правило, способен входить в неординарные состояния сознания и выходить из них по собственной воле. Шаман делает это регулярно для исцеления других людей, обретения более глубокого постижения реальности и получения художественного вдохновения. Подобно самому шаманскому кризису, эти состояния имеют многие черты, которые западная психиатрия склонна считать патологическими. Вдобавок многие шаманы обладают средствами и умением вызывать сходные состояния у своих клиентов и таким образом способны достигать драматического исцеления различных эмоциональных и психосоматических нарушений.

Эти наблюдения предполагают, что теоретическое понимание психотических состояний и практические подходы к ним, существующие в настоящее время в западной психиатрии, нуждаются в серьезном пересмотре и переоценке. Свидетельства со стороны шаманских культур безусловно поддерживают главный тезис этой книги: что возможен такой подход к некоторым необычным состояниям сознания, при котором их результаты будут благотворными для самого индивидуума и для общества.

Мы приводим здесь фрагмент книги Хольгера Кальвайта, которого мы считаем уникальным специалистом, компетентным как в области шаманизма, так и в вопросах духовного кризиса. Кальвайт — психолог с многолетним опытом клинической практики, имеющий глубокий интерес к антропологии и большой опыт полевой работы в качестве этнолога на Гавайских островах, в других регионах США и в Гималаях. Кальвайт весьма оригинальным образом сочетает исследования шаманизма, мифологии разных народов, трансперсональной психологии и околосмертных переживаний. Его подход предполагает систематический междисциплинарный анализ данных, полученных в разных областях и в разных культурах. Результатом этого является новая трансперсональная ориентация, соединяющая в себе антропологию, этнологию и психологию.

Кальвайт живет в Швейцарии и работает как независимый автор. Его книга “Время Сновидений и внутренний космос: мир шамана” показывает шаманов различных культур как первооткрывателей, которые своими внутренними путешествиями и открытиями в неведомых областях человеческой психики подготовили почву для современных исследований сознания. В книге “Древние целители, знахари и шаманы” исследуются и обсуждаются целительские аспекты шаманизма. Еще одна книга, “Исцеление Знания”, написанная в соавторстве с Амелией Шенк, посвящена внутреннему пути к знанию и его взаимоотношению с традиционным подходом к познанию, практикуемым западной наукой.

Западная культура и медицина объявили тотальную войну болезни и смерти: смерти, потому что она означает конец нашего земного существования, а болезни, потому что она уменьшает наши возможности получать удовольствие от жизни. Мы считаем болезнь чем-то плохим, чем-то таким, от чего следует как можно скорее избавиться, положив ему конец. Мы видим в ней внешнего агрессора — вирус, бациллу или какую-то другую напасть — и таким образом переживаем ее как глубоко чуждый процесс, который выводит из строя, парализует и разрушает наше тело изнутри, как неестественное состояние, которое следует подавлять любыми возможными средствами. Короче говоря, болезнь и смерть — это два пугала нашей цивилизации.

Болезнь для нас — недостаток, грязное пятно на обманчиво чистом зеркале нашей технократической мании величия. Страдание и смерть рассматриваются нашей культурой как нечто возникающее из источника, враждебного нашему телу, и потому наша борьба против болезни, смерти, страдания и физической боли ощущается нами как нечто вполне естественное. Наша статичная картина мира противится любого рода переменам, за исключением разве что экономических или технологических. В особенности нас возмущают какие-либо изменения в сознании, а также онтологические изменения.