Книга Крест и посох - Валерий Елманов

«Неужели передумал», – мелькнула мысль, и он, открыв глаза, вопрошающе посмотрел на старика.

– Питье это взбадривает, хоть и ненадолго, – пояснил тот и тут же добавил: – Правда, конец твой тоже ускорится, ну да теперь тебе все едино – что к утру, что раньше.

– За что ж ты так ненавидишь меня? – поинтересовался Константин.

Тот на секунду задумался и отрицательно кивнул головой:

– Нет, не так. Я, княже, без ненависти. Это к людям мы что-то в сердце держим: любовь, или там ласку, или же злимся, досадуем. А ты ж нелюдь. Какая уж там ненависть. Землицу очистить бы от двоих-троих, таких, как ты, глянь, и, жизнь свою не зазря прожитой считать можно.

– А почему я нелюдь?

– Ну а как же тебя назвать-то. Это ведь ты на поляне той девок-словенок сильничал, а после на потеху воям своим отдавал. Ведаешь ли ты, что сталось с ними после забав ваших молодецких?

– Нет.

– Одна, позора не снеся, утопилась в озерце малом, что меж дубравой и лесом плещется. Другой девке твой Гремислав меч пониже живота воткнул. В место, отколь жизнь человечья зарождается. Третья бежать удумала – стрела догнала. Четвертая под конец уж и стонать перестала. Вы ее, видать, до смерти довели, ну а пятая, совсем малая, ей еще и двенадцати лет не исполнилось, обезумела совсем.

Волхв тяжело вздохнул, цепко сжал старые мозолистые руки в кулаки, ненавидяще уставившись в глаза Константина.

– Как только Перун в своей дубраве священной мог позволить такое...– Он не договорил, недоверчиво вглядываясь в лежащего перед ним князя. – Да ты никак плачешь? – изумленно прошептал он.

Константин и впрямь был не в силах сдержать слезы. Его живое воображение яркими красочными мазками тут же набросало всю неприглядную картину всего, что творилось здесь неподалеку всего пять лет назад, и от этого ужасающего зрелища дыхание его перехватило, а из глаз потекли слезы.

– Неохота помирать-то? – догадался волхв. – Молить, поди, будешь, чтоб жизнь твою спас? Напрасно, – поставил он суровым голосом окончательную точку.

– Нет, не буду, – шевельнул губами Константин. – Их жалко. Тех, над кем издевались. Но только одно скажу, – ценой неимоверных усилий он попытался произнести это твердо и по возможности как можно громче. Судя по тому, как обеспокоенно оглянулся старик на горящий вдалеке маленьким маячком костер дружинников, ему это удалось. – Не я ведь это был. – Константин подумал, как бы объяснить все попонятнее. Врать – он это откуда-то твердо знал – было нельзя. Волхв тут же учуял бы фальшь в голосе. – Двойник это мой. Тело у нас одно и лик един. Только душой мы отличны. Я за всю жизнь ни одной женщины силой не тронул. А за такое сам бы убивал на месте. Прав ты, нелюди это.

– Близнец, стало быть, – недоверчиво усмехнулся волхв и, посуровев, велел властно: – А ну-ка в очи мои зри, не отворачиваясь!

И стариковские зеленые глаза испытующе впились в княжьи, буравчиками проникая все дальше и дальше, в самую сердцевину мозга. Сколько это длилось времени, Константин сказать бы не смог, однако честно продолжал глядеть, пока силы окончательно не оставили его и тяжелые, словно налитые свинцом веки, вопреки его воле, не закрылись, торжествуя победу, и уже не было мочи сопротивляться этому натиску.

– Неужели правду сказал? – сквозь наползающий смертный сон еще услышал он растерянный голос волхва, но тут сознание окончательно отказалось ему служить, и он погрузился в темноту.

Спустя некоторое время Костя вновь ненадолго пришел в себя и увидел волхва, сосредоточенно помешивающего что-то в котелке, висящем над огнем костра, весело облизывающим его стенки. Словно почувствовав взгляд, старик почти в тот же миг повернулся к князю и буркнул:

– Лежи себе, да шевельнуться не вздумай. Сейчас тебе полегчает.

– Ты вот что, – медленно проговорил Константин, с усилием ворочая одеревеневшим языком. Он уже не чувствовал ни губ, ни всего своего тела. «Зато хоть перед смертью ничего не болит», – порадовался он по старой привычке автоматически искать и находить хоть что-то приятное в самых гадких ситуациях. – Ты слушай меня, – продолжил он, отчаянно борясь с непослушным языком. – Коль я и впрямь так плох, то ты не жди рассвета. Сейчас уходи. И спрячься как следует. Они придут, увидят, что я мертв, – искать станут. Не хочу, чтоб тебя безвинно... – он не смог договорить. Силенок оставалось только на то, чтобы не дать глазам закрыться. Да и то, как он понимал, хватит их лишь на минуту-две, если не меньше.

Волхв перестал помешивать свое варево, не отрывая глаз от князя, подошел к нему вплотную и занес над ним свой резной посох. Будучи не особенно толстым – сантиметра три-четыре в диаметре, никак не более, – он производил впечатление чего-то непомерно могучего и... воинственного.

Сами узоры, которые в своем хитросплетении тесно обвивали посох и устремлялись по тугой крутой спирали сверху вниз, своими хищными зигзагами неуловимо напоминали то ли копья, то ли стрелы, то ли молнии. А может, такое впечатление создавалось еще и за счет контраста между коричневой, темной его частью, там, где не была удалена кора, и молочно-белой, в которую были окрашены зигзаги вырезанных стрел-молний. К тому же, скорее всего, из-за отблесков костра, освещающего посох своими огневыми всполохами, Константину показалось, что узоры все время меняют свой цвет, посверкивая откуда-то из глубин зловещим багрянцем.

«Красивая работа, – почему-то мелькнула у него не совсем уместная в данной ситуации мысль, которую сменила более подходящая: – Ну вот и все. Сейчас проткнет, и прощай, мама. Хорошо, что хоть сразу, без мучений».

Но старик почему-то не торопился втыкать посох в беспомощно распростертое перед ним тело. Вместо этого он торжественно произнес:

– Сомненье было, а не лгал ли ты мне? Но после слов таких ведаю я – чуть безвинного человека не сгубил. Коль пред смертью самой не о себе, о другом человеке позаботился, который тебе не только незнаком, а погибели твоей жаждал, стало быть, неповинен ты в зверствах и чиста душа твоя пред Перуном-громовержцем, пред Лелей синеглазой, пред Ладой преславной. Выходит, рано тебе в царство Морены дорожку торить. Коли я не справлюсь – боги правому помогут, придут на выручку, ну а коли обманом решил извернуться от кары за злодеяния свои, то Перун и тут не сплошает.

Посох все-таки коснулся тела князя, деликатно упершись в его оголенную грудь. Странное дело, но Константин совсем не чувствовал его тяжести. Скорее наоборот – какая-то новая, свежая сила вливалась в него полноводным, щедрым ручьем, заставляя сердце биться горячее, а легкие делать чистые и глубокие вдохи и выдохи. Скосив глаза на посох, он увидел, что с его нижней половинки, даже четвертинки или вообще осьмушки текло прямо вниз призрачное голубоватое пламя, разливаясь тончайшим равномерным слоем по всей груди. И, странное дело, при этом, он мог бы «поклясться чем угодно, ему все время слышался негромкий ободряющий веселый заливистый женский смех.

«Наверное, помощница из леса тихонько к деду подошла, – подумалось ему. – Вот только чего тут смешного – непонятно». Что удивительно, сил у него прибывало, и вместе с тем нарастала какая-то непонятная сонливость. Константину очень хотелось досмотреть все до конца, но непослушные веки оказались упрямее, и он вновь ушел в небытие. Правда, на этот раз не было темной враждебной черноты, зло тащившей его в свою глухую страшную бездну. Точнее, она была, но уже наполовину от прежней и продолжала с каждым мгновением уменьшаться в своих размерах, а ее место заполняло жизнерадостное соцветие ярких узоров, чем-то отдаленно напоминающих радугу после славного летнего дождя. В самой же сердцевине буйного половодья веселых красок всего на мгновение мелькнуло красивое женское лицо в кокетливом венке из дубовых листьев. Женщина эта ему ободряюще кивнула, весело подмигнула и бесследно исчезла. Осталось только чувство легкой досады, будто он не успел подметить что-то нужное и очень важное для себя, но и оно быстро улетучилось от незнакомого спокойного голоса, звонко заявившего: «Еще успеешь. Ты все успеешь». В голосе звучал оптимизм и столь твердое обещание новой встречи, такая непоколебимая уверенность в том, что она непременно состоится, что Константин больше не думал уже ни о чем, погрузившись в крепкий здоровый сон.