Книга Начало - Анастасия Заворотнюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жизнь газетная, она абсолютно отдельна, мне стыдно и страшно про нее думать, и если бы можно было без нее обойтись, это было бы просто замечательно. Журналисты любят говорить: «Если мы не будем писать, ты умрешь!» Да, я согласна! Не надо писать!
Думаю, наша пресса движется в пропасть. Я как-то лежала дома, болела, делать было нечего и из чистого любопытства я читала про всех подряд. Врагу не пожелаешь… У нашей прессы главная задача – довести человека до края отчаяния. Чтобы он сошел с ума у вас на глазах, убил кого-то и потом убил самого себя. И хорошо бы все это заснять на камеру. И продать это материал за большие деньги. Маниакальная страсть. Ищут самые больные места, питаются чужим отчаянием, болезнями, смертями. Им только это и нужно. Но, видимо, это нужно и читателям. И это особенно больно.
И вот эта вот безысходность – понимание того, что охота за тобой прекратится только с твоим собственным исчезновением либо вместе с полным забвением, что для актрисы равносильно уходу в мир иной, если не хуже.
Так мы и сосуществуем – мне звонят и вежливо спрашивают, не могла бы я рассказать о том-то и о том-то. Когда я пытаюсь вежливо отказать, мне вежливо напоминают, что уже давно ничего плохого про меня не писали. «И наши хорошие отношения продлятся до тех пор, пока вы будете давать нам интервью,» – обещают мне. Ну, как тут отказать? Такие милые, приветливые, вежливые люди меня окружают… Медленно сжимая кольцо. Да что там, когда отдыхаю – скрываю пункт назначения до победного конца, до самого вылета. И то, как-то раз, прямо в аэропорту рядом со мной вился какой-то мужчина. Он летел со мной одним рейсом и совершенно бесстыдно направлял на меня свой кейс (со скрытой камерой, естественно). Когда я прилетела в пункт назначения и поняла, что он еще и в моем отеле живет, тут же переехала в другой, зарегистрировавшись под чужим именем. Теперь только так.
Сегодня для меня совершенно точно существуют две Насти – одна в жизни, а другая – в прессе. У них есть что-то общее, но это два разных человека. Когда я даю интервью, я все-таки играю роль. Журналисты жалуются: «Вы умудряетесь столько всего говорить и в то же время не говорить ничего!» Правильно. Я уже боюсь сказать что-то лишнее, я знаю, что любое мое неосторожное слово может быть превратно истолковано. Я не хочу давать повода для грязи, сплетен, слухов, громких шокирующих заголовков. Мне этого хватило. Поэтому каждый раз когда я даю интервью, я внутренне напрягаюсь – каждое слово, каждое подлежащее и сказуемое проходят мой внутренний допинг-контроль. Я готовлюсь к интервью заранее, чтобы не дать никому лишней пищи для фривольных размышлений. Но никакие меры предосторожности не помогают – про меня все равно пишут всякую чепуху.
Одно время все говорили, что я сама распространяю о себе слухи, подогреваю к себе интерес, сама проплачиваю статьи в желтой прессе, что мне все это очень выгодно – такой черный пиар. Вот это полный бред, скажу я вам. Это такое чудовищное, невероятное вранье. Лживая ложь, простите за каламбур. Мы прятались, как могли. Мы не знали, куда деваться. За нами велась самая настоящая охота. За нами двоими и за каждым из нас по отдельности. Однажды, когда мы записывали шоу, Иосиф Пригожин дал мне свою охрану только для того, чтобы довести меня до моей машины – такой ажиотаж устроили журналисты.
Родным и близким тоже досталось – на нервной почве одновременно заболели мой папа и наша няня, которая с нами уже больше двенадцати лет. И сами они, и я, и мама, и дети – все очень переживали! Слава богу, все обошлось, но чего нам всем это стоило, каких моральных сил…
В какой-то момент количество публикаций обо мне, Стрюкове и Жигунове побило все разумные пределы. Крупицы правдивой информации и горы всевозможной ерунды. Резали по сердцу, по нервам. Позже я узнала, что в газете «Твой День» ежедневно на планерке стоял вопрос: «Что будем делать с Заворотнюк сегодня?» Мне шили в любовники всех, с кем я работала, всех, кто просто стоял рядом и кто никогда даже рядом не стоял… Я иногда вставала перед зеркалом, смотрела на себя и думала: «За что же они меня так ненавидят?» Как-то раз кто то из моих преследователей меня попросил: «Ну, скажите что-нибудь! Ну, скажите!» И я ответила: «Хорошо, я скажу. Пожалуйста, кто-нибудь, защитите нас от этого кошмара! Помогите! Кто-нибудь! Милиция, прокуратура, суд! Очень вас прошу!»
Уже позже мне объяснили – это по любви. Я им нравилась. Очень нравилась. Просто так совпало. Наш с Сергеем роман, который все-таки случился. Ну, невозможно было устоять, когда все вокруг уже давно нас «поженили». И в сериале мы играли героев, у которых разыгрывался головокружительный роман, и ежедневно вся страна желала, чтобы мы стали парой. А нас не отделяли от наших героев, и меня некоторые до сих пор случайно называют Викой, а Жигунова – Шаталиным. Знаете, когда такое большое количество людей о чем-то мечтает, то волей-неволей впадаешь в это состояние, становишься как бы частью общей игры. Столько было разговоров на эту тему, столько вопросов. И ведь мы же никого не обманывали – поначалу речь о каких-то там чувствах между нами вызывала только улыбку. Но как-то так получилось, что мы стали близкими людьми. Нас сблизили обстоятельства, и человеческий фактор сыграл здесь немаловажную роль.С момента первого знакомства наши отношения с Сергеем Жигуновым претерпели сильные изменения: началось с взаимного неприятия, а потом – нас сблизило сначала общее дело, потом – деловое партнерство, а теперь нас связывал сумасшедший замысел. Мы решились на большое кино.
Вообще, я очень долго не могла обратиться к нему по имени. Мне казалось страшным говорить: «Знаете, Сергей…» или «А как вы думаете, Сергей». Это было бы как-то неестественно, что ли.
Я его вообще никак не называла. И он тоже – не называл меня Настей, как бы предупреждая наше сближение. Кстати, здорово помогало. Ведь ничто так не отвлекает от работы, как роман. А работа на тот момент для нас обоих была на первом месте, хотя мы оба уже чувствовали, что наш совместный бизнес может вылиться в нечто большее. И оба очень боялись этого.
С чего это началось? Я имею в виду кино, конечно же. Все очень просто: с разговоров в гримерке. Мы обсуждали то, что «Няня» принесла мне много хорошего, но вместе с тем есть большая опасность остаться в этом образе навсегда, чего, конечно, не хотелось бы. Потому что профессионалы кинобизнеса не захотят со мной связываться, поскольку восприятие – инертно, оно не может повернуть вспять по желанию заказчика, оно будет двигаться туда, куда его направили с самого начала. И нужно было срочно менять траекторию моего полета, пока я, как наша Солнечная система, не угодила на задворки Млечного пути и не застряла там навсегда. Понятно, что можно навсегда остаться «няней» и очень долго быть очаровательной хозяйкой шоу на телеканале «Россия», это ведь тоже долгоиграющая история. Но мы решили снять фильм. И соображали – какое направление выбрать, какой из всех возможных сценариев нам бы подошел как нельзя лучше?
Мы понимали, что нам нужно резкое изменение курса, прыжок в сторону от Вики, экстремальный, головокружительный бросок. У нас не было никакой основы или сценария, мы просто думали, пытались представить, что бы это могло быть. Сначала задумали сделать картину про гонщиков, московских стритрейсеров во главе с Настей Заворотнюк. Героиня – отчаянная девица в кожаной косухе, так сказать «принцесса ночных трасс». Но как-то это все наивно звучало. А хотелось мировых масштабов, не сцены ночного клуба, а прямо стадиона какого-то. Полет ничем не ограниченной фантазии дошел до таких высот, что постепенно мы пришли к мысли о том, что Джеймс Бонд – это не так уж и плохо. В смысле, агент 007 в женском облике.
