Книга Осторожный убийца - Джеймс Хедли Чейз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я расскажу. – Он задыхался. – Отпусти. Я немного ослабил захват, но не отпустил.
– Так почему синьора отдала тебе брошь?
– Она хотела знать, пытался ли ты уехать из Италии. И я сказал ей, что да.
– Сказал? А ты рассказал о причинах?
– Она сама все знала.
Я открыл рот от изумления и отпустил Торрчи, поднял нож, швырнул через комнату и подошел к окну.
Да, это было для меня потрясением! Если то, что сказал Торрчи, – правда, то ситуация была чрезвычайно опасной.
Торрчи сидел на полу и стонал, поглаживая руку. Пот струился по его лицу. Он не смотрел на меня.
– Рассказывай все.
– Синьора пришла ко мне после полудня, – жалобно постанывая, начал рассказывать он. – Я сразу узнал ее. Она не назвалась, но я знал, что это та синьора, с которой у вас любовь. – Он покосился на меня. – Ведь это правда? Вы же с ней спали?
– Что было дальше? Быстро. А то сверну твою грязную шею.
– Да, синьор Дэвид. Я вам расскажу слово в слово, все как было, – заторопился Торрчи. – Она сказала, что хочет помочь вам, но вы слишком горды и не принимаете ее помощь. Она спросила, правда ли, что вы все еще хотите уехать из Италии, она должна быть уверена в этом. Я ответил, что не сплетничаю о своих друзьях. Тут она достала брошь и сказала, что отдаст ее мне, если я расскажу ей о ваших планах.
– И ты рассказал? – Я был в ярости и был готов убить Торрчи. – Это было большое искушение, синьор Дэвид, – виновато мямлил Торрчи, – но ведь я знал, что вы любите ее, а она любит вас, и мне казалось, что я помогу вам, если все расскажу ей. Конечно, и брошь подтолкнула меня на это, но мне так хотелось помочь вам.
– Продолжай, чертова крыса! Что ты рассказал ей?
– Я сказал, что вы хотите уехать из Италии, что просили меня достать вам паспорт.
– Ты сказал ей, сколько запросил Джакопо?
– Да.
– Что еще она спрашивала?
– Она спросила, не ищет ли вас полиция?
– Так.
Торрчи заколебался.
– Что ж теперь скрывать, – сказал он неуверенно, – я рассказал ей, что вы убежали из армии. Этим и объясняется, что у вас нет документов, и что если она хочет помочь вам, то нужно сделать так, чтобы вы их взяли.
– Что еще она хотела знать? Торрчи нахмурился:
– Она спросила, действительно ли ваше настоящее имя Чизхольм.
Холодные мурашки побежали по моей спине. Торрчи продолжал, осторожно разминая руку:
– Я сказал, что, насколько мне известно, да. Тогда она уточнила, не слышал ли я, чтобы кто-нибудь когда-нибудь называл вас Чизхем. Я подумал и ответил, что нет, не слышал.
Я почувствовал себя так, будто меня ударили ногой в живот. Она знала. Она знала все с самого начала! Вот почему она выбрала меня!
– Ты – хороший друг, Торрчи, – произнес я охрипшим голосом. – Я верю тебе, ты говоришь правду!
Торрчи выглядел испуганным. Он не смотрел мне в глаза.
– Но она вас любит, синьор Дэвид. Не похоже, чтобы она хотела вам навредить.
– А-а, пошел ты к черту! – Я двинулся к двери.
– Давайте выпьем, синьор Дэвид! – крикнул Торрчи, пытаясь встать на ноги. – Теперь, когда я все сказал, мы же больше не враги?
– Нет! Мы не враги, но мы и не друзья. Я не хочу тебя больше знать.
Я засунул болт на место, в дверь, открыл ее и вышел.
Теперь в любое время, когда Лауре захочется избавиться от меня, а ей захочется этого скоро, поскольку я не оправдал ее надежд, ей достаточно будет позвонить в полицию и сообщить, где можно меня найти. И я буду отдан под трибунал. Я был в ловушке.
«Я рассказал ей, что вы убежали из армии…»
Я ехал по автостраде, соединявшей Милан с Сесто-Календо, и перебирал в памяти события прошлых лет. Вспоминал, как я оказался в Италии.
Мне никогда не забыть день – двадцать третье апреля тысяча девятьсот сорок пятого года. Через два дня после освобождения Болоньи, когда американские и британские войска заняли плацдарм в долине По, началось настоящее мародерство.
Моя часть, около ста пятидесяти человек, была отведена за линию боев для перегруппировки. Мы заняли крошечную деревушку на берегу Рено примерно в двадцати километрах от Прадуро-Сассо.
Тогда большинство из нас считали, что через несколько дней закончится война. В боях, в которых была задействована моя часть, нас изрядно потрепали, и мы мечтали об отдыхе, и перегруппировка войск как нельзя была кстати.
В этот похожий на другие дни день я вместе с двумя сержантами купался в реке, когда лейтенант Ролинс спустился на берег и помахал нам рукой.
Мы любили Ролинса, большого, сильного весельчака. Он, хотя и держал нас в строгости, но временами проявлял прямо-таки трогательную заботу о каждом, а в тяжелых боях всегда шел впереди на три прыжка и никогда не оглядывался назад, пошли ли мы за ним, он был уверен, что мы никогда не подведем его. У нас за плечами было шесть месяцев тяжелых боев за хребты Италии, пройденных с ним вместе, и, конечно, он устал и был вымотан не меньше нашего.
Я подплыл к берегу и, нащупав ногами дно, встал, стряхивая стекающую с волос воду.
– Извините, наверное, я нарушаю ваши планы, сержант, – сказал он с иронией, – но вы мне нужны. Предстоит интересное дельце!
– Это хорошо, лейтенант, – ответил я и начал карабкаться на берег.
Он нагнулся и подал мне руку: в Ролинсе не было никакого офицерского чванства, он обладал редким талантом общаться со всеми как с равными, тонко соблюдая при этом определенную дистанцию.
– Одевайтесь, сержант, – сказал он. – Мы с вами отправляемся в штаб-квартиру.
Пока я вытирался и одевался, он прилег на траву и натянул на глаза кепи.
– Вы говорите по-итальянски, не так ли?
– Да, сэр.
– Хорошо?
– Как и по-английски. Ребенком десять лет жил во Флоренции.
– Как это случилось? – спросил он, с интересом взглянув на меня из-под кепи.
– Я родился во Флоренции. Мой отец был художником, не самым крупным, но достаточно известным. Когда мне было десять лет, умер его брат и оставил ему дом в Кармеле, штат Калифорния. Мы оставили Флоренцию и поселились в Кармеле, но итальянский я никогда не забывал!
Он кивнул:
– Хорошо знаете Флоренцию?
– Я жил там два года в тридцать четвертом. Изучал архитектуру. Да, пожалуй, я знаю ее достаточно хорошо.
– А как насчет Рима и Венеции?
– И там не потеряюсь. А в чем дело, лейтенант? Он щелчком сбросил сигарету в реку.