Книга Талисман отчаянных - Жюльетта Бенцони

Но стоило задать ему этот вопрос, как он тут же сообразил, что сморозил глупость. Возразил ему Адальбер, не дожидаясь ответа профессора:

– Скажешь тоже! С какой это стати делать такой подарок бельгийцам, чьи предки не пожелали спасти своего герцога?

– Не спорьте, господа! – вмешался в перепалку Лотарь. – Не мне вам объяснять, что такое пыл и горячность коллекционеров. Шло время, и страсть двух друзей все росла, наконец она стала всепоглощающей, и тогда они решили создать общество – разумеется, тайное, – которое объединило бы людей, одержимых рыцарскими идеалами. И вот теперь нас двенадцать человек, мы связаны общими мыслями и дружбой.

– И доверием?

– Абсолютным. Мы считаем себя своего рода наследниками сокровищ Карла Смелого и храним надежду, что будем и дальше понемногу украшать нашу часовню.

– Но это невозможно! – заявил Альдо. – Часовня герцога Карла Смелого находится в Вене, и я всегда считал, что там собрано все!

– Вы считали так потому, что знаете далеко не все, и это, мой друг, естественно. Вы знаток драгоценностей, но в сокровищнице герцогов бургундских хранились не только украшения. Подтверждение тому вы только что видели.

– Прошу извинить меня, но я примерно представляю себе, что именно находилось в часовне.

– В какой именно из часовен?

– Как бы ни был богат герцог, у него была одна часовня, разве нет?

– Две, это уж точно. Его собственная – часовня герцогов бургундских и часовня ордена Золотого руна, которой принадлежало то, что вы только что видели. У нас пока еще нет всего, что находилось в орденской часовне. Например, священных сосудов.

Адальбера страшно клонило в сон, и он пробормотал:

– Да, да, да, что-то я их не заметил. Но объясните мне в нескольких словах, что, собственно, подразумевалось под словом «часовня».

– В первую очередь облачения. Для часовни ордена Золотого руна – это четыре священнические мантии из алого бархата с темно-зеленым атласным подбоем, богато расшитых фигурами из Священного Писания: Божия Матерь, Иоанн Креститель и сам Спаситель. Две алтарные пелены, нижняя и верхняя, в центре одной – Дева Мария в короне, с одной стороны у нее святая Екатерина, с другой – Иоанн Креститель. Есть еще риза и два стихаря, тоже богато расшитые золотом. Распятие – самая драгоценная из наших находок, оно выполнено из золота, украшено рубинами и жемчугом и называется «распятие священных обетов». На нем приносили клятву вновь принятые в орден рыцари. Облачение из второй часовни, разграбленной под Грансоном, было из голубого бархата, расшитого золотом, но оно бесследно исчезло под Муртеном.

– А скажите мне, пожалуйста, – задал новый вопрос Адальбер. – Где находились эти святыни, когда герцог не воевал?

– Его часовня находилась у него в замке, а часовня Золотого руна в особой церкви, специально построенной для ордена. По крайней мере, так было сначала.

– Что значит сначала?

– Так было при герцоге Филиппе, основателе ордена. Карл Смелый воевал почти всю свою жизнь и почти не появлялся в Дижоне, поэтому он счел за лучшее возить обе часовни с собой.

– И вот результат: после Нанси, когда он умирал, у него ничего не осталось!

– Думаю, что-то осталось у его жены, герцогини Маргариты. Вы знаете, что обычно говорят о сокровищнице герцога Бургундского, но правильнее было бы говорить о сокровищницах. Когда Максимилиан Австрийский обвенчался с юной герцогиней Марией в Генте, то свадьба вовсе не была убогой. Состояние Марии и вдовы ее отца в драгоценностях и разных вещах было более чем значительным. Да и достояние Габсбургов маленьким не назовешь. Если бы Мария не умерла, она стала бы императрицей. Именно по этой причине Флёрнуа и мой отец решили, что их находки останутся здесь, в Франш-Конте, – в земле, принадлежавшей Бургундии до тех пор, пока Бургундия существовала. И мы, двенадцать братьев, которые теперь составляют общество, считаем, что эти сокровища по праву принадлежат Бургундии. Но если бы газеты прознали о сокровищах нашей подземной часовни, Вена тотчас бы накинулась на нас с угрозами и требованиями.

– А что будет, если кто-то из вас умрет?

– Мы решили следовать закону ордена. Когда рыцарь умирает, ожерелье не передается по наследству, оно возвращается в сокровищницу и лежит там до появления нового посвященного. Но у нас не может быть вновь посвященных, стало быть, сокровища и подземную часовню будет хранить монастырь.

– Даже в том случае, если последним останетесь вы?

– В этом случае в особенности. У меня нет сына, значит, нашу тайну будут хранить Божьи люди. Тайну скрывает дверь позади алтаря, для непосвященных она невидима.

– Немного грустно, не правда ли?

Слабого света юного месяца хватило, чтобы заметить, как смягчилось лицо Лотаря и словно бы осветилось внутренним светом.

– Мне случалось мечтать, – тихо проговорил он, – и в мечтах я видел одну и ту же картину: будто я, преклонив колено, протягиваю меч единорога единственному достойному его рыцарю.

– Единственному достойному? – переспросил Альдо, не решаясь взглянуть на Адальбера, который тоже замер, затаив дыхание.

– Единственному! И вы знаете, кому. Подобное сходство, возникшее через века, не может быть случайностью. И не говорите мне о законах Менделя!

Адальбер все же счел необходимым высказать свою точку зрения.

– Трудно обойтись без Менделя, если мы говорим о роде. А отец этого потомка мало похож на герцога Филиппа.

– На первый взгляд – да, не похож, – задумчиво проговорил Лотарь. – Но если присмотреться, все-таки что-то есть. Филипп Добрый не отличался красотой, но в нем было обаяние, которое часто привлекательнее холодной красоты. И, посмотрите, сколько побед над женскими сердцами одержал фон Хагенталь за несколько месяцев: Изолайн де Гранльё и, возможно, старая графиня тоже – кто знает? Агата Тиммерманс, обокравшая собственную мать, чтобы лишь угодить ему, Мари де Режий, которая вот-вот выйдет за него замуж…

– Вы находите, что это много?

– Да, нахожу. А если прибавить к ним мать Гуго и еще тех, кого мы не знаем… Я провел маленькое расследование в Инсбруке, где он часто живет. Там у него есть любовница, и вполне возможно, не одна.

– В общем, местный Дон Жуан, – насмешливо ухмыльнулся Адальбер. – А вы можете сказать, почему юная Режий его боится?

– С чего ты это взял? – удивился Альдо. – Мы их видели всего несколько минут на трехсотлетии.

– Вот тогда-то мне и показалось, что настроение у девушки вовсе не праздничное.

Лотарь приостановился, зажигая сигарету, и, закурив, рассмеялся:

– Учитывая прием, который я им оказал, думаю, Мари просто перепугалась.

– Возможно, но до того, как вы спустили на них собак, она вовсе не светилась от счастья, – продолжал настаивать на своем Адальбер.