Книга Сократ. Учитель, философ, воин - Борис Стадничук

Социальный эксперимент (перезагрузка)

Как ни удивительно, социальный эксперимент Платона имел продолжение. Когда Дионисий Старший умер, Сиракузами стал править его сын, Дионисий Младший (397–337 гг. до н. э.). Он во всем уступал своему отцу: и полководцем был неважным, и политиком не слишком хитрым, и приближенных льстецов вроде Дамокла не умел держать в руках. Но более серьезно, чем отец, занимался философией, читал Платона и, возможно, хотел исправить репутацию своей семьи в истории мировой науки. Его дядя, Дион, шурин Дионисия Старшего, и вовсе был учеником Платона. В общем, они решили дать философу второй шанс. Если верить биографам Платона, то во второй раз он отправился в Сицилию с планами куда более грандиозными. Он решил попросить у Дионисия выделить ему участок земли и достаточно людей, чтобы построить новый город. С чистого, так сказать, листа устроить наконец идеальное Государство в этом отдельно взятом городе, который послужит примером и образцом всем странам и народам.

Казалось бы, на этот раз все складывалось в пользу Платона. Дионисий и Дион сами были философами, хоть и дилетантами. В Сиракузах идеи общественного переустройства приобрели большую популярность. Однако, как только идея преодолела барьер, отделявший ее от практики, она опять потерпела крушение – как первые самолеты, пытавшиеся преодолеть скорость звука. Дион и Дионисий рассорились, дядя сверг племянника, потом сам был свергнут и убит (кстати, еще одним учеником Платона), потом Дионисий ненадолго вернулся к власти. В конце концов Платон вернулся в Афины, где и посвятил остаток дней своим ученикам и сочинениям. К счастью для современников, с социальных экспериментов он окончательно переключился на социальные теории, которые становились год от года категоричнее и суровее.

Мысленное путешествие в Атлантиду

Путешествовал с тех пор он в основном силой мысли. Хотя некоторые биографы Платона утверждают, что он побывал кроме Сицилии еще в нескольких странах. Особенно их интересует вопрос, был ли он в Египте. Ведь именно из Египта будто бы происходят сведения, которые Платон в диалогах «Тимей» и «Критий» сообщает о погибшем материке Атлантиде.

Кстати, Платон нигде и никогда не приписывал себе «личное знакомство» с текстами об Атлантиде или хотя бы с людьми, читавшими их. Он лишь передает со слов Крития (друга Сократа) рассказ полулегендарного афинского мудреца и законодателя Солона (640/635–559 гг. до н. э.), который тот, в свою очередь, будто бы слышал от египетских жрецов. Если так, получается, что история об Атлантиде дошла до нас не напрямую, не из первоисточника, а через пятые или даже шестые руки, что, принимая во внимание «принцип испорченного телефона», делает ее практически недостоверной. Сторонников исторического существования Атлантиды этот косвенный довод, противоречащий их взглядам, конечно, не устраивает. Поэтому они всячески поддерживают версию о том, что Платон сам побывал в Египте, сам беседовал с жрецами, своими глазами видел древние тексты – словом, что он и является первоисточником информации. А Крития, Солона и Сократа он привлек из литературных соображений. Сократ был непременным героем почти всех платоновских произведений, а поскольку в Египте Платон побывал (если побывал) только после смерти Учителя, то поневоле пришлось приписывать другим собственное путешествие.

В наше время большинство специалистов сходятся на том, что Платон действительно приписал Критию, Сократу, Солону и египетским жрецам то, чего они никогда не рассказывали. Атлантида в том виде, в котором ее описывает Платон, не существовала. Платон сам ее выдумал – и не столько из литературных, сколько из философских соображений, для иллюстрации того, что происходит с государствами богатыми и процветающими, но неправильно устроенными, тираническими, то есть похожими на державу Дионисиев. По его мнению, они вырождаются, их положительные стороны постепенно переходят в свою противоположность. Диалектика, ничего не поделаешь. И когда вместо того, чтобы стараться соответствовать первоначальной идее, то есть максимально выражать замысел Создателя, они принимаются навязывать свою волю другим народам, то непременно рушатся – либо под гнетом внутренних неурядиц, либо под давлением внешних врагов. Именно это и произошло с атлантами. В диалогах Платона природная катастрофа разражается над Атлантидой уже после ее поражения в войне с афинянами. Погружение доисторической сверхдержавы в морскую пучину – всего лишь символ неизбежной гибели неправильного Государства.

Однако энтузиасты, до сих пор разыскивающие Атлантиду по всему земному шару, с этим прозаическим (по их мнению) объяснением не согласны.

Диалог «Критий», в котором Атлантида описана во всех подробностях – начиная с ее природных богатств и заканчивая государственным устройством, – остался незавершенным. Исследователи считают, что Платон слишком увлекся описанием «плохого», «неправильного», неидеального, но могущественного, по-своему яркого и привлекательного государства и на каком-то этапе остановил сам себя. Может быть, он задумался о том, какое воспитательное значение может иметь этот диалог? И пришел к выводу, что заканчивать работу, пожалуй, не стоит. Лучше написать книгу, которая никого плохому не научит, потому что с самого начала будет посвящена государству идеальному, не имеющему слабых мест, неуязвимому для любых испытаний и даже для времени. Ведь истина вечна, а эйдосы неподвластны времени.

Суровые «законы»

Сократ – главный или один из главных героев практически всех сочинений Платона. О каких бы запутанных философских вопросах ни шла речь, он всегда скрашивает серьезный разговор веселой шуткой, ставит под сомнение любое, самое авторитетное мнение и при случае не боится посмеяться над собой и собственными ошибками. Словом, для Платона он играет роль своеобразной палочки-выручалочки во всех тех случаях, когда неуемная мысль заводит его слишком уж далеко в дебри отвлеченных рассуждений.

А в последней книге Платона, «Законы», Сократа нет. В ней три престарелых мудреца, случайно встретившись, обсуждают идеальную государственную систему, ни в чем друг другу не противореча, а только подхватывая и развивая мысль собеседника. Иными словами, в «Законах» не только нет персонажа по имени Сократ. В ней нет духа Сократа: вольного духа вечного спора, вечного сомнения, вечного исследования. У Ксенофонта в «Анабасисе» Сократ появляется только в самом начале, чтобы попытаться отговорить ученика от дальнего и бессмысленного, на его взгляд, путешествия. Но мы видели, что во многих эпизодах книги Сократ словно стоит за плечами Ксенофонта, подсказывая ему верные решения и указывая на ошибочные. В «Законах» Сократ был бы для Платона помехой. Он бы наверняка в чем-нибудь засомневался и предложил собеседникам взглянуть на рассматриваемый вопрос с другой стороны. Но ведь Платон все уже для себя решил, все себе доказал, поэтому и помощь Сократа ему стала не нужна.

Итак, идеальным государством править должны не люди, а законы. Эти законы, принятые раз и навсегда, должны соответствовать интересам не какого-то одного человека или группы людей, но общества в целом. Какими они должны быть – более-менее понятно. Они описаны Платоном во всех подробностях, вплоть до того, как следует готовить пищу и в какой земле хоронить умерших. Это, конечно, не идеальные законы – в реальной жизни идеал недостижим, – но максимально возможное воспроизведение идеала на земле. Составят законы, разумеется, философы, мудрецы. Но как заставить общество их принять и исполнять? Пребывание Платона в Сицилии, видимо, научило его тому, что философ не может стать идеальным правителем. Возможно, сам правитель станет философом? А вдруг ему, Платону, просто не повезло с Дионисиями и где-нибудь когда-нибудь к власти придет царь, или тиран, или группа аристократов, которые изначально посвятят себя утверждению наилучшего государственного устройства? Платон, видимо, верил в такую возможность, но пока – за две с половиной тысячи лет – идеальное государство никому построить так и не удалось. Хотя попытки, к сожалению, предпринимались.