Книга Обнаженная в зеркале - Джордж Сильвестр Вирек

Адам, несмотря на предупреждение Ван Нордхайма, встрял в этот странный монолог.

– А что там было с Цезарем?

Казалось, мысли Стеллы бродили где-то далеко. Она не ответила прямо на вопрос.

– Когда я ещё лежала в колыбели, моя нянька предсказала, что я стану царицей. Я вышла замуж за моего брата Птолемея, когда была ещё ребенком; мы вместе правили Египтом. Днём мы мастерили маленькие кораблики из бамбука и пускали их вниз по Нилу. Ночью мы сами отправлялись в плавания… Потом появился Цезарь; он навис над нами гигантской тенью, угрожая отобрать у нас Египет. Я опасалась за свою корону.

Армия брата окружила армию Цезаря, который оказался в трудном положении. Опьянённый победой, Птолемей больше не советовался со мной. Если бы он одолел Цезаря, то стал бы единоличным правителем. И отравил бы меня. Не нужно было быть предсказателем, чтобы понять его намерения. Это семейная традиция. Мы всегда любили и убивали друг друга.

Однако народ боготворил меня. И я решила связать свою судьбу с Цезарем и предоставить в его распоряжение все имевшиеся у меня средства, включая себя.

Я не могла проникнуть в ставку Цезаря, минуя стражников Птолемея. Я надела набедренную повязку и юношескую тунику, чтобы скрыть свою личность и пол, если бы меня обнаружили. Затем рабы завернули меня в ковер и тайком отнесли в палатку Цезаря. Так что это неправда, будто я была голой, когда ковер развернули перед ним. Цезарь поначалу принял меня за мальчика; он обращался со мной, как с мальчиком, даже после того, как выяснил, кто я…

Адам пожал плечами.

– Видимо, я всё ещё пьян. Я не очень понимаю… Она говорит странные вещи.

Стелла мечтательно глядела вдаль, в пустыню.

– Эта пустыня, – пробормотала она, быстро переходя с древнегреческого на английский, – видела странные вещи, странных богов, странных людей и странные любовные истории. Но вряд ли существовал человек более странный, чем Цезарь. Его страсть служила честолюбию, а честолюбие служило страсти. Подростком он пробирался в бани, где развлекались римские сенаторы. Он был их игрушкой. От них он узнавал о любви, но у них же учился политике. Трудно сказать, где кончается честолюбие и начинается страсть.

Цезарь трижды был женат. Не знаю, как складывались его отношения с другими женщинами. Я никогда не была любовницей Цезаря, я всегда была его Ганимедом. Мне приходилось соблюдать диету, чтобы оставаться стройной. От одной поклонницы Эроса я узнала в Александрии секреты такой любви. Юлия привязывало ко мне то, чего, кроме меня, не знала ни одна женщина… Но я никогда не болтала об этом. И Цезарь ценил мою скромность.

Я родила ребенка. Молва приписывала отцовство Цезарю. Он довольно улыбался. Я назвала мальчика Цезарионом. Цезарь оценил мой жест. На самом деле, я не уверена, что он был отцом ребенка. В таких случаях трудно определить наверняка, легко ошибиться. Цезарь признал отцовство из государственных соображений. Я правила Египтом по милости Цезаря.

Цезарион был прелестным мальчиком. Когда его задушили по приказу Октавиана, я проплакала три дня и три ночи. Октавиан был чудовищем, моим злым роком.

Я сопровождала Цезаря в Рим, не как пленница, но как правящая царица. Роман со мной несколько укрепил его репутацию, которая, несмотря на три брака, была существенно подорвана известным случаем с царем Вифинии.

Когда Цезарь погиб, весь Рим выражал соболезнования Кальпурнии, но оплакивал его вместе со мной. После кончины Цезаря я вернулась в Египет. Потом явился Антоний с сильным войском. Он вызвал меня к себе. Я пришла, увидела, победила.

Антоний никогда не любил женщину. Его браки были продиктованы соображениями целесообразности. Он не любил сестру Октавиана, он не любил даже меня. Он любил дух Цезаря во мне.

Антоний заставлял меня умащаться экзотическими притираниями, которые любил Цезарь. Он заставлял меня повторять мельчайшие подробности нашей любви с Цезарем. Поглощённый безумной страстью, Антоний следовал за мной, как собачонка. Я не любила его, но он был мне полезен. Вместе мы пускались в странные приключения. Мы наблюдали за юношами и их случайными подружками в борделях. Я даже позволила ему увидеть ритуал со священными кошками, за что, дорогой Сфинкс, я молю тебя о прощении.

Затем мне пришло послание от Октавиана с приказом убить Антония. Я получила ультиматум, когда принимала ванну в присутствии огромного раба-нубийца. Меня уже утомили потрёпанные жизнью римляне.

Я оказалась затянута в водоворот борьбы между Октавианом и Антонием. Я сопровождала Антония в Акцию со своим флотом, предпочитая соблюдать нейтралитет. Мне было нечего терять. Кто бы ни одержал победу, я завоевала бы победителя. Мне надоели все эти раздоры, надоел и сам Антоний. Он был слишком большим и не первой молодости, он раздражал меня. Октавиан был молод.

Когда мои галеры повернули назад, Антоний последовал за мной. Он потерял голову и проиграл битву.

Антоний покончил с собой. Я вернулась в Египет. Октавиан привёл свою армию к воротам моей столицы. Я встретила его без боязни, но, увидев его болезненное лицо, поняла, что проиграла. Он унаследовал честолюбие Цезаря без его страсти. Рим, а не любовный роман был его целью. Возможно, он подавлял свои желания с помощью наркотических снадобий, чтобы ничто не отвлекало от главной цели.

Я не смогла очаровать холодного римлянина. Возможно, годы не пощадили мою красоту – я уже не была ребенком, завёрнутым в ковер, на которого обратил свое благосклонное внимание Юлий Цезарь. Октавиан предложил назначить мне денежное содержание, но сначала хотел провести меня по улицам Рима в своей триумфальной процессии. Я почти не слушала его. В ушах у меня словно звучали голоса римлян: «Клеопатра утратила свою красоту! Октавиан смеется над её женскими уловками!»

Вернувшись во дворец, я долго размышляла, не следует ли мне достойно уйти из жизни, покончив с собой. И подумала о своих ручных змеях…

Я приказала служанке принести мне ларец с ядовитыми гадами. Но она не умела обращаться с ними, случайно открыла крышку, и одна из змей ужалила ее. Лицо служанки посинело, его исказила ужасная гримаса. Смерть была почти мгновенной.

Это, несомненно, был знак Изиды, или какого-то иного охранявшего меня божества. Я поняла, что мне незачем следовать примеру Антония. За час-другой под жарким египетским солнцем её тело изменится до неузнаваемости. Я надела на неё царский головной убор, на её безжизненный палец – своё кольцо, накрыла тело своим плащом, и – покинула дворец вместе с могучим, молодым нубийцем. Африка поглотила меня…

Ван Нордхайм понимал лишь половину из того, что рассказывала Стелла, поскольку не был знатоком древней истории. Всё это звучало слишком фантастично для его рационального ума; к тому же он устал и замёрз. Он повернулся и побрел прочь. Когда его плотная фигура исчезла из виду, Адам обнял Стеллу, словно пытаясь защитить её от неведомой опасности. Её губы потянулись к нему. Страсть вспыхнула, воспламенённая невероятными событиями этой ночи.