Книга Ресурсное государство - Симон Кордонский

Бедные являются одной из многих социально-учетных групп постсоциалистического общества. Но бедность стала еще и капиталом. Живописные просители помощи на улицах российских городов вызывают сострадание не только у прохожих, но и у профессиональных благотворителей. В российской культуре, модифицированной семьюдесятью годами социализма, бедность чаще всего понимается как невозможность престижного потребления, а богатство — как его возможность. Одни россияне демонстративно — под наблюдением врачей — голодают, мотивируя это тем, что государство не платит им зарплату и им нечего есть, в то время как другие тратят деньги на предметы роскоши, единственным назначением которых становится демонстрация богатства владельца. Само российское государство постоянно демонстрирует, что оно настолько бедно, что даже не может охранять свои ядерные объекты. В то же время экспорт капитала российскими физическими и юридическими лицами и объемы капитальных вложений в жилищное строительство вокруг федеральной и региональных столиц оцениваются в десятки миллиардов долларов.

Государство воспроизводит, по меньшей мере, три относительно независимые социально-учетные формы бедности. Бедны те, кто принадлежит к социально-учетным группам с низким статусом, то есть с нормативно-низким уровнем потребления. Однако члены таких групп имеют, как правило, другие доходы, чаще всего в натуральной форме.

Бедны те, перед кем государство не выполняет свои обязательства по обеспечению нормативных статусных потребностей, то есть не дает членам социально-учетных групп то, что оно им гарантировало — пенсии, квартиры, пайки, заработную плату. Однако известно, как подрабатывают на жизнь офицеры российской армии, например.

И наконец, бедны так называемые «бюджетники», те, кто, поданным статистики, живет на зарплату. Однако известно, кто в стране берет взятки и занимается нелегальным бизнесом, учреждая приближенные к государственным деньгам предприятия.

Настоящими бедными в современной России можно считать людей, которым не повезло. Они оказались бедными во всех трех названных выше смыслах: принадлежат к социально-учетным группам с низким статусом, государство не выполняет минимальные обязательства по удовлетворению их статусных потребностей, и они действительно не включены в отношения теневого производства и перераспределения.

Количество настоящих бедных определить достаточно трудно[32], так как отсутствуют государственные и общественные институты их учета. Более того, не совсем ясно, какими эти институты могли бы быть и какими критериями оценки бедности могли бы руководствоваться в своей деятельности.

Настоящее богатство в России — это прямая альтернатива бедности. Богаты те, кто принадлежит к высокостатусным социально-учетным группам, по отношению к которым государство выполняет все обязательства, и кто занимается бизнесом и включен в отношения теневого распределения, в частности в приватизацию государственного имущества. Однако выделить настоящих богатых как социальную группу так же трудно, как и настоящих бедных, прежде всего из-за отсутствия социально-учетных критериев богатства. Богат в России тот, кто имеет долги и возможность ими торговать. Беден в России тот, кто не имеет долгов и, следовательно, может предъявить государству только свои неудовлетворенные потребности в престижном потреблении.

Большая часть населения страны не бедна, но и не богата. Люди, принадлежащие к низкоранговым социально-учетным группам, обычно активно участвуют в теневом бизнесе, однако они ущемлены тем, что государство не выполняет обязательств по отношению к ним. Поэтому они считают себя бедными. Люди, принадлежащие к высокоранговым группам, обижены на государство, потому что оно распределяет госсобственность не лучшим для них образом. Поэтому они считают себя обделенными.

Можно сказать, что население России в результате постперестроечных преобразований разделилось на три группы. Одна из них представлена людьми, претендующими на получение зарплат и пенсий. Вторая представлена людьми, претендующими на приватизацию государственного имущества. Люди, претендующие на получение зарплат и пенсий, демонстративно голодают и бастуют, когда ничего от государства не получают. Люди, претендующие на получение государственного имущества, используют акции социального протеста людей, ждущих заработную плату, для обоснования своих преимущественных прав на распределяемую государственную собственность. При этом претенденты на государственную собственность явно или неявно договариваются с претендентами на зарплату о границах допустимого воровства и других форм участия в теневой экономической деятельности, что обеспечивает претендентам на зарплату не только прожиточный минимум, но и возможность накоплений. И первые, и вторые считают себя бедными, демонстрируя свою нищету, — одни утверждают, что им нечего есть, а другие — что у них не хватает денег на взятки, необходимые для покупки очередного предприятия.

Третья группа виртуальна. С одной стороны, это вроде бы претенденты на зарплаты и пенсии, а с другой — эти же «бюджетники» распоряжаются госимуществом как своей собственностью или приватизировали некоторые государственные функции, такие как таможенный контроль и борьбу с преступностью. Представителей этой группы можно считать настоящими российскими бизнесменами, а их бизнес — торговлю властью — настоящим и единственно специфичным российским бизнесом.

Условием богатства в России, то есть сохранения и повышения уровня потребления, является демонстрация бедности. Периодически в российских, а потом и в зарубежных СМИ начинаются пропагандистские кампании, создающие миф о том, что бедны шахтеры, учителя, врачи, военнослужащие, люди, пострадавшие при ликвидации последствий взрыва на Чернобыльской АЭС, и т. д. Постсоциалистическая Россия прибедняется перед мировым сообществом для того, чтобы получить кредиты и помощь, а ее граждане изображают бедность перед своим государством для того, чтобы потреблять так, как это делают, по их мнению, богатые люди. Внутреннее устройство прибедняющегося государства остается тайной, и лишь потенциальное сырьевое богатство и демонстративные признаки бедности оказываются в поле внимания внешних наблюдателей.

Россия нашла свой собственный способ капитализации экономики, заключающийся, в частности, в экспорте мифа о бедности и в торговле им на внутреннем и внешнем рынках. Демонстративная бедность Советской армии превратилась в результате удачной капитализации этого мифа в личное богатство многих российских генералов и офицеров, в офицерские городки и казармы, построенные на немецкие деньги. Мифологизированное страдальчество чернобыльцев превратилось в богатство лидеров многочисленных организаций, претендующих на представление интересов пострадавших от взрыва атомной станции. Бедность регионов, таких как Татария, Башкирия и Якутия, капитализировалась в многочисленных экономических и административных льготах и связанном с ними обогащении (то есть престижном потреблении) национальных элит в целом и отдельных их представителей в частности.