Книга Плотские повести - Юрий Поляков

Калязину раньше никогда не приходилось бывать в Останкинской телестудии. Он с невероятным трудом припарковался, втиснув свою обшарпанную «девятку» между серебристым шестисотым «мерседесом» и огромным бронированным «лендровером», которому для полного сходства с боевой машиной не хватало только пулемета на крыше.

«Вот они где, народные денежки!» - зло подумал Саша, окинув взором бескрайние ряды дорогих автомобилей, и направился к 17-му подъезду. Там было оживленно: вбегали и выбегали какие-то люди с камерами, сновали длинноногие соплюшки с мобильными телефонами, диковатого вида старикан развернул на груди, словно гармонь, лист ватмана с корявой надписью, требовавшей немедленного удаления евреев из русского эфира.

Вооруженный автоматом милиционер отыскал Сашину фамилию в длинном списке, благосклонно кивнул и Калязин боязливо прошел сквозь контур металлоискателя, который, разумеется, подло пискнул, среагировав на ключи - от служебного кабинета и от тишинской квартиры. Калязин полез в карман, но охранник снисходительно кивнул: мол, чего уж там - проходи!

Телестудия своими бесконечными коридорами и табунами спешащего во всех направлениях люда напомнила Домодедовский аэропорт. Саша успел заметить две-три эфирные знаменитости и подивиться тому, какие они наяву незаманчивые. Так бывает в магазине: прилюбуешься к какой-нибудь вещичке на витрине, а возьмешь в руки - категорическое не то…

Поплутав, Калязин все-таки нашел на втором этаже четвертую студию и обнаружил возле нее необычайное даже для Останкина скопление народа. Люди толклись в холле и напоминали пассажиров, уже сдавших багаж и теперь в «накопителе» нетерпеливо ожидающих вылета. Саша устроился у большого окна, откуда виднелась серая телебашня с черными следами недавнего пожара. Прислушался к разговорам: толпа шумно обсуждала какого-то мерзавца, укравшего у матери сына и увезшего его в религиозно-трудовую коммуну в Сибирь. Саша подивился такому единодушию разношерстной публики, но недоумение вскоре разъяснилось. К нему робко приблизился коренастый лысый мужичок с большим портфелем, постоял молча рядом, видимо, собираясь с духом, и наконец спросил:

- Вы тоже на «Катастрофы»?

- Угу, - ответил Калязин, не расположенный к беседе.

- Из Москвы? - осторожно поинтересовался незнакомец.

- Угу, - отозвался Саша, надеясь этим невежливым угуканьем отшить привязчивого мужичка.

- А я из Людинова. Знаете? В Калужской губернии…

- Знаю. Людиновское подполье… - кивнул Саша, когда-то редактировавший сборник воспоминаний о героях-партизанах для социалистических стран.

- Господи ты боже мой! - покраснел от радости мужичок. - Вы первый человек в Москве, который знает про Людиново!

И сделавшись от восторга еще словоохотливее, людиновец вывалил на Сашу целый ворох сведений самого разнообразного свойства. Он сообщил, что раньше, при советской власти, был начальником автохозяйства и членом бюро райкома, а теперь владеет двумя шиномонтажными мастерскими и живет вполне прилично: построил дом, закупил недавно итальянские вулканизаторы, но бардак в стране его просто убивает. В Москву же он приехал, чтобы показать знающим людям свой трактат о том, что только крепкая семья спасет Россию. А сюда, на передачу, прорвался именно потому, что здесь-то как раз и можно встретиться со знающими и влиятельными людьми, в обычной жизни совершенно недоступными. Сегодня от тут с самого утра. Оказывается, в день они снимают целых четыре передачи, так как аренда студии стоит страшных денег. До обеда записывали - «Моя жена не умеет готовить…» и «Я люблю зятя…»

- Ох, вас не было! - восхищенно докладывал людиновец. - Явилась одна! Про свои шуры-муры с зятьком рассказывала! Ох, баба! Я бы и сам такую тещу… А вы сколько дали?

- Чего?

- Денег.

- Зачем?

- Чтобы на передачу пустили. Я - сто долларов!

- Я - ничего…

- Наверное, москвичам бесплатно, - вздохнул людиновец и продолжил рассказ: - После обеда обсуждали одного козла, который сына у жены умыкнул и в Сибирь увез… А сейчас будет - «Я ушел от жены…»

- Как? - обомлел Калязин.

- Как уходят - с вещичками, - разъяснил мужичок.

Но Саша уже не слушал его, а гневно думал о том, что Гляделкин нарочно подстроил ему эту передачу, придумав распространителей из Сибири. Но зачем? Как - зачем? Жаба его душит, что Инна теперь с ним, с Калязиным. Вот и мстит, мерзавец!

Тем временем из толпы ожидающих вынырнула немолодая дама в кожаном брючном костюме с органайзером в руках. Ее лицо показалось Саше знакомым. Она явно кого-то выискивала в толпе. Поколебавшись, дама подошла к Калязину:

- Простите, вы случайно не из издательства «Маскарон»?

- Да.

- Александр Михайлович?… - Она заглянула в органайзер. - Калязин?

- К вашим услугам.

- Замечательно! А то наш ассистент вас на входе прозевал. Я - Нина Трусковецкая, редактор передачи. - И она протянула ему руку.

- Очень приятно!

Ее пальцы были так густо унизаны кольцами и перстнями, что Калязину показалось, будто он пожал стальную рыцарскую перчатку.

- «Энциклопедию семейных тайн» не забыли?

- Нет. - Саша похлопал по полиэтиленовому пакету.

- Только очень коротко. А то рекламщики меня убьют. Скажут: «джинса»…

- Что?

- Левая реклама. Стойте здесь и никуда не уходите! - приказала Трусковецкая и умчалась, мелко подергивая бедрами.

Саша глянул на людиновца и обнаружил, что тот смотрит на него со священным трепетом:

- Вы из издательства?

- Да.

- Вот повезло! Я понимаю, вас интересуют в основном пищевые продукты. Но в моем трактате есть большой раздел о семейном питании! Сейчас покажу…

- Почему продукты? - удивился Саша.

- Ну как же! Издательство ваше «Макарон» называется?

- «Маскарон».

- А что это?

- Каменная маска на фасаде дома…

- Тем более! - обрадовался людиновец. - У меня тут даже чертеж идеального дома для семьи есть…

Пока он, сопя, извлекал из портфеля трактат, Калязин злорадно подумал о том, что завтра обязательно расскажет про этот «макарон» Гляделкину, чрезвычайно гордившемуся редкостным названием своего издательства.

- Вот! - Мужичок наконец достал из портфеля толстенную красную папку. - Десять лет писал! - гордо доложил он. - С двумя женами из-за этого развелся…

- Видите ли, - начал Калязин, опасливо косясь на рукопись, - мы издаем литературу несколько иного плана…

- Не волнуйтесь! Я заплачу, - пообещал людиновец и полез в боковой карман.

Выручила Трусковецкая - она внезапно выскочила из толпы и подбежала к Саше. Лицо ее было перекошено ужасом: