Книга Наваждение - Елена Ласкарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И как ты догадалась? — усмехнулся он.
Нервы нервами, а завтрак он уплел весь, подчистую. Даже не спросил, ела ли Катя…
Впрочем, она от волнения и крошки не могла проглотить, словно не Димке, а ей самой вновь надо было предстать перед взыскательной комиссией.
И совсем как в детстве, у нее томительно ныло под ложечкой и в голове проносились панические мысли о том, что она совершенно ничего не помнит…
— А ты куда? — спросил Дима, когда они уже вошли в метро.
— С тобой.
Он вскинул брови и хотел было возразить, но передумал и махнул рукой:
— Ладно, Катюха, поехали. Будешь за меня кулачки держать.
А Катя обрадованно кивнула и покосилась на окружающих. Ей так нравилось ехать рядом с Димкой. Они уже столько времени никуда вместе не выходили… Катя уставала на рынке, работать приходилось каждый день, так что к вечеру уже не до прогулок.
Ой, девушка напротив заинтересованно посматривает на Димку. А он поймал ее взгляд, приосанился, мужественно сдвинул брови…
Но Катя покрепче взяла его за локоть и тоже посмотрела на девушку. Та скользнула по ней взглядом и отвернулась.
Ага! Потеряла интерес, когда поняла, что объект занят!
Димочка едва уловимо высвободил локоть, провел освободившейся рукой по волосам, обтер шею и отодвинулся от Кати.
— Жарко, — буркнул он. — Не липни, я уже весь мокрый.
Девица чуть заметно усмехнулась и вновь стрельнула глазками в его сторону.
— «Новокузнецкая»! — вдруг спохватилась Катя. — Нам выходить! — И она крепко ухватила Димку за руку и потащила к выходу.
— Ты что? Люди же смотрят! — напустился на нее Димка, когда они выбрались на перрон. — Тащишь меня, как маленького! Так паникуют только провинциалы, которые боятся в метро заблудиться.
— Так мы и есть провинциалы, — пожала плечами Катя. — Что тут стыдного?
Димка смерил ее уничтожающим взглядом, повернулся и быстро зашагал к эскалатору. Катя не успевала за ним и только семенила следом, стараясь не потерять из виду его высокую стройную фигуру.
…У затерянного в проходных дворах Замоскворечья подвальчика, гордо именуемого Молодежным театром-студией, толпились претенденты на вакансию. Среди них почему-то было много манерных, жеманных мальчиков Катиного возраста и чуть постарше, которые тонкими ломкими голосками интересовались друг у друга:
— Скажите, а обязательно иметь актерское образование?
— А возраст имеет значение?
— А рост?
— Говорят, главный не любит смазливеньких…
— Ах, какой ужас!
Кате было смешно слушать их манерный, акающий говор, ее забавляло неестественное позерство. Она незаметно толкнула Димку локтем и шепнула:
— Смотри… они что, голубые?
— Ну и что из того?! — неожиданно взвился он. — Что они, не люди?! Или не могут быть талантливы?
— Могут, Димочка, успокойся… — взмолилась Катя, стараясь, чтобы их не услышали окружающие.
На них уже стали оглядываться, но тут, к счастью, из подвальчика вышел всклокоченный мужчина в измятых брюках. Он обвел собравшихся мутным усталым взглядом и ткнул пальцем в нескольких человек:
— Ты, ты и ты, зайдите. Остальные свободны.
— Совсем? — тоненько ахнул рядом с Катей высокий кудрявый юноша, похожий на Есенина.
— Совсем, — отрезал мужчина.
Катя заметила, как Дима резко побледнел и закусил губу.
— Подождите! — Она метнулась к мужчине и ухватила его за полу пиджака. — Постойте! Вы же не слышали Полякова! Он и поет, и сочиняет…
— Полякова? — Мужчина напряг мозги, пытаясь вспомнить, не просил ли его кто-нибудь из знакомых составить протекцию некоему Полякову.
Вполне возможно, ведь во время отборочной горячки столько просьб, что легко что-то забыть, упустить, перепутать…
— Да! — подхватила Катя. — Вы не пожалеете! Димка! Иди сюда! — И она подтолкнула его вперед.
Мужчина мельком взглянул на него и буркнул:
— Ничего, фактуристый… Ладно, и ты тоже…
И Димка в числе избранных счастливчиков скрылся за дверью.
Он вошел последним, а вышел первым всего лишь через несколько минут. Отвергнутые неудачники еще не успели разойтись, гудели, кучковались в тесном дворике.
— Ну как? — разом бросились к Диме несколько человек, оттеснив Катю. — Что они требовали? Петь? Читать?
— Плясать, — буркнул Дима.
— Ты серьезно?
— Абсолютно.
Он кривил губы и изо всех сил сдерживал слезы.
— И что? Взяли?
— Взяли, — кивнул он, — за хвост. Раскрутили и подальше зашвырнули.
Катя наконец сумела протиснуться к нему и осторожно тронула за плечо:
— Димочка, ты бы спел им, они бы сразу…
Он посмотрел на нее абсолютно больными глазами, сорвал с плеча бесполезную теперь гитару и с размаху швырнул ее под ноги. Крепко припечатал каблуком. Потом молча раздвинул окружающих и пошел к подворотне.
— Димочка! — рванулась следом Катя. — Подожди! Ты куда?!
Он остановился, повернулся и глухо сказал ей чужим голосом:
— Не ходи за мной.
«Сама не пойму, как я попала в самый эпицентр урагана. Вокруг меня стремительно закручиваются темно-серые спирали, в ушах звучит пронзительный свист.
Тонкий, надсадный звук… И спирали вертятся все быстрее и быстрее, их центростремительная сила отрывает меня от земли…
Я лечу… Нет, я падаю… Я улетаю в мутную липкую пелену…
То вниз, то вверх… Как на качелях… Я болтаюсь между небом и землей, и ни земля, ни небо не желают меня принять…
Как страшно… Хочется крикнуть, но слова словно прилипли к горлу. Вместо них изо рта вырывается странное шипение.
Но верчение-кручение прекращается так же внезапно, как началось. Теперь я плыву параллельно земле, и подо мной сквозь клочья видна панорама города.
Это не Москва, и не Рыбинск… Я не знаю, где я… Только вижу сверху золоченые луковки церковных куполов. Кресты на них такие высокие, что почти что касаются меня заостренными макушками…
И вдруг новый порыв ветра подхватывает меня, точно пушинку, и подкидывает вверх. Дыхание перехватило… нет воздуха… Я только раскрываю рот беззвучно, как рыба, стараясь поймать пересохшим горлом хоть глоток…
И с ужасом вижу, что золоченые купола подо мной закачались, кресты согнулись… и рухнули вниз, сорванные с церквей…
Мне так страшно… Это плохая примета: видеть, как падают кресты… Это значит, что Бог отвернулся от меня…