Книга Давай попробуем вместе - Елена Гайворонская

«Ты придешь достроить крепость?»

Я невольно оборачиваюсь. Из беззащитно не-зарешеченного окна струится теплый оранжевый свет. Я зачем-то встаю в этот магический квадрат солнца среди ночи, словно пытаюсь отогреться в его неведомых лучах…

В ту ночь я вышел во двор по малой нужде.

– Солдат…

Шагов я не услышал, хоть моему развившемуся слуху мог бы позавидовать слепой. Только шорох листьев под легким дуновением ночного ветерка да скрип цикад, казавшийся чем-то фантастическим, вызывавший мучительный приступ ностальгии по мирному летнему отдыху, в котором не было ни выстрелов, ни ночных дозоров… И вдруг тихий шепот:

– Солдат…

Я молниеносно вскинул автомат, вглядываясь в темноту.

– Не стреляй, я без оружия.

Передо мной, как из-под земли, появился мальчишка. Тот самый, за мать которого я пытался заступиться днем.

– Вот. – Он достал из-за пазухи булку и сунул мне в руки. – Это только тебе.

– Спасибо… – Я безотчетно также перешел на еле различимый шепот, возможно оттого, что горло мое вдруг сдавил невидимый обруч. Здесь я научился ожидать чего угодно, от автоматной очереди до гранаты. А хлеб там, в перепаханных фронтом горных деревушках, ценился дороже бриллиантов. Я отломил половину и протянул мальчишке, но он покачал головой и повторил упрямо:

– Это только тебе. Ешь.

– А ты разве не поделился бы с товарищами?

– Наверно. – Он по-детски шмыгнул носом. – Ну, тогда дай очкарику. Он смешной. И добрый. Мне будет жаль, если его убьют. И тебя тоже… Хоть вы и неверные. Я пришел еще сказать, что, когда я пойду воевать, если вдруг встречу тебя, то не стану убивать.

В той, прежней жизни, жизни до, услышь подобное из уст мальчишки, я рассмеялся бы да щелкнул его по носу или что-нибудь в этом роде… Но не здесь. Потому что это не было шуткой. И мне сделалось не смешно – страшно. Впервые не за себя. За этого чужого пацана, который уже готов стать мишенью в ненормальной взрослой игре.

– Знаешь, – я надкусил булку, она была слегка зачерствевшей, но хранила еще вкус и аромат домашних пирожков, вроде тех, что пекла мама, – знаешь, ведь это так хреново – воевать…

– Тогда зачем ты здесь?

– Меня не спрашивали. Просто отправили – и все. У меня не было выбора.

– А я. должен мстить за отца, – твердо сказал мальчишка, точно отвечал урок. – Или я не мужчина. У меня тоже нет выбора.

.– Джихад?

– Вроде того…

– А отец твой за кого мстил?

– За своего брата.

– А брат отца?

– Ни за кого. Он сам пошел. Воевать за свободу Именем Аллаха.

– Свободу от кого? Кто его трогал-то? Знаешь, что было бы, если б я убивал каждого, кто ограничивал мою свободу, – милиционеров, контролеров в транспорте, преподавателей института… Гора трупов. Думаешь, вашему Аллаху угодно, чтобы ты, вместо того чтобы вырасти, выучиться, работать, жениться, завести детей, получил пулю в затылок? А о матери своей ты подумал? Она совсем одна останется.

– Здесь – всего лишь коридор. Настоящая жизнь – там…

– Зачем тогда тебе здесь свобода?

– Ты ничего не понимаешь, – упрямо произнес мальчишка. – Ничего.

– В этом ты прав, парень. Я в самом деле уже мало что понимаю. Но думаю: все, что здесь творится, не нужно ни мне, ни тебе…

Я снова протянул своему собеседнику кусок булки, и на этот раз он взял и принялся жадно жевать.

– Скажи мне по секрету, – я смотрел на его упрямые черные вихры, – неужели тебе совсем не страшно? Ничуточки?

Он опустил глаза и шумно вздохнул:

– Иногда… – Мой маленький собеседник быстро стрельнул глазами по кустам и еще понизил голос, сделав его неразличимым с шелестом травы. – Это нехорошо. Аллах накажет меня за сомнение…

– Не накажет. Я ему не скажу. – Он вскинул на меня изумленный взгляд, и я невольно спрятал улыбку. – Думаю, подать руку врагу – самое большое мужество на свете. Как тебя зовут, джигит?

Он секунду помедлил, будто раздумывал, стоит ли отвечать.

– Малик…

– А меня Слава. Будем знакомы, противник.

– Хорошее у тебя имя. Героическое.

– Не тому досталось. – Я невесело усмехнулся.

– Костыль! – крикнул, выйдя из дома, где мы остановились, Денис. – Мужики, Костыля не видали? Славка!

– Да не ори ты! – отозвался я. – Здесь я.

– Не говори, откуда хлеб взял, – шепнул мальчишка, – а то меня… – Он быстро чиркнул по горлу ребром ладони, точно лезвием ножа.

И снова лишь шорох травы, словно никого и не было вовсе. Только недоеденный кусок белого хлеба, вкусно пахнущий домом, в моем кулаке.

Я подумал тогда, что все говорил неправильно. Надо было объяснить мальчику, что ему вовсе не нужно погибать за отца, за брата отца и даже за самого Аллаха… Но что бы значили для него мои слова и что вообще значат слова там, где говорят орудия…

– Молодой человек… – Кто-то трясет меня за плечо. Я разлепляю глаза. В тусклом вагоне метро душно и пусто. Передо мной – миловидная усталая женщина в синей форме, чем-то похожая на сегодняшнюю случайную знакомую Веру. И на тысячи других усталых работающих женщин.

– Молодой человек, поезд дальше не пойдет. Конечная…

В эту ночь я засыпаю на удивление быстро и легко. Мне пригрезился разноцветный снег в мягком полуночном свете… А затем я вновь увидел свой странный мираж: лето, море, солнце. Вихрастый мальчишка строит на берегу замок, почему-то из больших пластмассовых кирпичиков. Кто-то окликает его, и пацан поднимает голову… Я встречаю вдумчивые серые глаза моего случайного знакомца Мишки. Он смотрит внимательно и пытливо, точно хочет разобраться в том, что творится внутри меня. И вдруг улыбается заразительно и счастливо… А прохладные волны, резвясь, догоняют друг дружку, покрывают мои босые ноги клочьями прозрачной пены…

Я просыпаюсь и понимаю, что тоже улыбаюсь. Впервые за всю свою новую жизнь.

Всю ночь шел снег. К утру намело приличные сугробы. Малолетние спиногрызы, радостно визжа, гоняют по двору, играют в снежки. Интересно, успели нашим выдать зимнюю форму? Пестрая зелень на белом – идеальная мишень…

21

Ноябрь 2000 г.

Тихий вечер растревожила очередь резких, требовательных телефонных звонков. Она медлила, не решаясь снять трубку.

– Мам! – закричал сын. – Мне взять?

– Не нужно! – вскрикнула она. – Я сама!

Мужской голос на том конце света был таким же резким и требовательным, как предшествующая звоночная плеяда. Она лишь слушала, отвечая односложно: «да» или «нет».