Книга Тигрица или котенок? - Джанель Денисон

Не успела я оглянуться, как влюбилась в него без памяти, готова была на что угодно, лишь бы оставаться с ним, угождать ему.

Джэйд вытерла повлажневшие ладони о простыню, прислушалась к бешеному стуку своего сердца. До этого момента никто, кроме родителей и сестры, не знал, сколь разрушительными для ее внутреннего мира были отношения с Эдамом. Она покосилась на Кайла. Он сидел тихо, слушал терпеливо. Его молчание дало ей силы продолжать.

— Через пару месяцев Эдам начал ненавязчиво предлагать мне изменить внешность… например, прическу. У меня густые волосы, тогда они доставали до талии. Я любила носить их распущенными, а Эдам, хоть и не настаивал на стрижке, предпочитал узел на затылке. — Джэйд подергала завитки волос на шее, ни капельки не сожалея о том, что после разрыва с Эдамом коротко постриглась. Этот хоть и мелкий, по все-таки мятеж доставил ей огромное удовольствие. — Эдам не любил макияж, и я почти перестала краситься. Потом пришел черед моего гардероба. Эдам заявил, что подруга руководящего работника должна соответствовать определенным стандартам. — «А не походить на расфуфыренную куклу», — вспомнила Джэйд обидные слова. — Мы отправились покупать новую одежду, и Эдам самолично выбирал консервативные костюмы и платья темных, унылых тонов.

Оглядываясь назад, Джэйд поняла, что в этом и состояла хитрость Эдама: сгладить, пригасить ее внешность, чтобы красоваться на ее фоне в своих дорогих костюмах от лучших модельеров. Как она позже убедилась, Эдам всегда и во всем стремился господствовать, и часто за чужой счет.

Найдя в складках простыни розовый лепесток, Джэйд растерла его пальцами и снова взглянула на Кайла. Его стиснутые зубы были красноречивее любых слов. Ему явно не нравилось то, что он слышал. Ну что же. Они сравнялись: Джейд не нравилось то, что она говорила.

— Эдам изменил не только мою внешность. Он диктовал, как я должна вести себя на людях и наедине. Он даже стал контролировать меня. Отслеживал, где и с кем я бываю, требовал отчета. Я словно попала в западню и уже не чувствовала себя той самостоятельной личностью, какой была до него, стала просто податливой, покорной женщиной, которую он вылепил соответственно своим желаниям. Правда, будучи в ослеплении, я не сразу поняла, как губительны для меня манипуляции Эдама.

Джэйд соскользнула с кровати, отошла к окну.

Еще раньше Кайл раздвинул шторы, и с шестнадцатого этажа открывался потрясающий вид. Мелькающие на фоне черного неба и смутных силуэтов зданий городские огни почему-то успокоили ее.

— Что случилось потом, Джэйд? — спросил Кайл.

Она задрожала, как от озноба, обхватила себя руками, но дрожала она не от холода, а от болезненных и унизительных воспоминаний. Худшее Джэйд еще не рассказала.

— Сестра и родители выражали озабоченность стремительными изменениями в моей внешности и поведении… а я — из-за влюбленности — восставала против их вмешательства и отрицала бьющую в глаза правду. Я преисполнилась решимости доказать родственникам, что они ошибаются.

В комнате воцарилась полная тишина. Кайл ждал, а Джэйд страшилась оживить самый жуткий вечер своей жизни. Ее подташнивало, давление в груди стало невыносимым… Однако она нашла в себе силы продолжить горькую исповедь:

— Эдам получил повышение по службе, и я приготовила ему сюрприз: втайне от него пригласила родственников и друзей на вечеринку в его честь. Я хотела выглядеть как можно лучше и хотела показать Марии и родителям, что Эдам совсем не так плох, как они считают. Я подкрасилась как прежде, распустила волосы, надела новое платье, длинное и с очень сексуальным разрезом… Я до сих пор отчетливо помню, как смотрела в зеркало и впервые после сближения с Эдамом чувствовала себя красивой, женственной, желанной. Я так надеялась, что он будет мной гордиться. — Джэйд судорожно вздохнула и на одном дыхании выпалила конец истории:

— Но когда он вошел в комнату и увидел меня беседующей с одним из его коллег, всю разряженную и раскрашенную, «сногсшибательную», как выразилась Мария, он мертвенно побледнел. Джэйд содрогнулась, вспомнив, как вспыхнули холодной яростью и презрением глаза Эдама, как он подошел к ней и его слова брызнули словно змеиный яд. — Перед всеми моими родными и друзьями он заявил, что никто и никогда не увидит его рядом с женщиной, которая одевается и ведет себя как шлюха. Затем он развернулся и покинул вечеринку, устроенную ради него.

— Ублюдок, — пробормотал Кайл.

— Я была унижена, растоптана, — прошептала Джэйд, даже не зная, чего ей больше хочется сейчас: рассмеяться или разреветься. Слезы больно жгли глаза. Неудивительно, ведь она сдерживала их три года. — Мне хотелось провалиться сквозь землю, умереть на месте.

Джэйд услышала скрип матраса — Кайл встал с кровати, увидела его отражение в оконном стекле и, когда он обнял ее, почувствовала необыкновенное облегчение. Жар его тела согрел ее.

— Милая, — выдохнул Кайл, приникая губами к ее шее. — Мне так жаль.

Джэйд закрыла глаза и попыталась сосредоточиться.

— Поначалу я была просто опустошена, но Мария и папа с мамой помогли мне преодолеть кризис. Без ежедневного влияния Эдама я поняла, как сильно он подавлял меня, а потом поклялась, что никогда больше не позволю ни одному мужчине манипулировать мной.

Кайл прижал ее к себе, надеясь унять дрожь ее тела. Теперь он понимал ее прежнюю сдержанность и отстраненность. Более того, он понял, почему Джэйд поверяла свои фантазии дневнику: вымышленному любовнику было безопасно выражать свои желания.

— Итак, ты взбунтовалась, — сказал Кайл, подумав, что она, как вытатуированная на ее бедре бабочка, вылетела из кокона.

— Да… — Джэйд откинула голову на его плечо. Я вышла из дома и купила новую яркую одежду, остригла волосы и стала носить контактные линзы под цвет очередного наряда. И татуировку сделала, чтобы доказать свою независимость.

Кайл улыбнулся. Пройдя через подобное с отцом, он прекрасно понимал мятеж Джэйд и остро чувствовал огромный прогресс в их отношениях.

— Мне очень нравится твоя бабочка… но я не желаю, чтобы кто-то еще ею любовался.

Джэйд приподняла брови, и Кайл с радостью заметил, как тают призраки прошлого в ее глазах.

— После художника ты первый, кто увидел ее, и уж точно первый, кто ее касался.

Кайл испытал неимоверную гордость.

— Надеюсь, и последний. — По реакции Джэйд она оцепенела — Кайл понял, что заговорил как собственник. — Тигренок, я не собираюсь тобой руководить. Поверь, я всегда буду уважать твою независимость и ни в коем случае не буду диктовать тебе, как жить… но кое-что знать ты должна.

— Что? — насторожилась Джэйд.

— Я влюбляюсь в тебя. — Как ни странно, слова, которые он никогда не говорил ни одной женщине, слетели с его языка легче, чем он ожидал. — Да какое там влюбляюсь?! Черт побери, я люблю тебя.

Джэйд вытаращила глаза и раскрыла рот от изумления.

Не па такую реакцию Кайл надеялся, но ведь у него было больше времени приспособиться к этой мысли, чем те секунды, что он дал Джэйд. Правда, он готов был поставить на кон «Черную овцу», утверждая, что она чувствует то же самое… просто еще не осознает.