Книга Мед его поцелуев - Сара Рэмзи

Мадлен разглядывала свою чашку.

— Будем надеяться, что Пруденс не проговорится о твоей книге.

Несколько мгновений они молчали. Эмили никак не могла повлиять на Пруденс. Подруга к этому времени уже подъезжала к Эдинбургу, и никакие письменные извинения не могли бы догнать ее до приезда в Лондон — к тому же, она все равно не пожелала бы их читать.

Эмили заставила себя перестать хмуриться.

— Надеюсь, Фергюсон сдержит слово. Малкольм не должен узнать о моем писательстве. Если я выйду за него, я не позволю ему положить конец всем моим устремлениям.

— Ты не сможешь писать, если потеряешь свою связь с издателем, — предупредила Элли. — Сейчас, когда Кэссель так рьяно пытается узнать об авторе книги, тебе нельзя использовать кучера Мадлен для отправки рукописей и приема денег.

Если сохранится установившийся здесь медленный темп, ей еще несколько месяцев будет просто нечего отсылать.

— К тому времени, как я снова решу издаться, фурор наверняка поутихнет.

Никого, похоже, это не убедило, но Эмили была благодарна подругам за то, что они сменили тему. Мадлен заговорила о шотландском поместье Фергюсона. Эмили издавала нужные звуки в нужных местах, но мысли ее все время возвращались к ее писательству — и Малкольму. Если она выйдет за него раньше, чем раскроется ее секрет, он станет посмешищем.

Она хотела признания и одобрения, но Кэссель надеется ее уничтожить, узнав ее имя, что перечеркивало мечту о признании. Она всегда надеялась, пусть напрасно, что когда-нибудь все изменится, и девушки из высшего общества смогут наслаждаться плодами славы без страха перед скандалом.

Однако теперь, если она не сможет избежать свадьбы, не только ей придется пожинать плоды скандала. Если Малкольм не разорвет помолвки, она будет вынуждена так тщательно прятать свое незаконное авторство, чтобы никто никогда не смог разгадать ее псевдоним.

И лишь надеяться на то, что, несмотря на все случившееся, Пруденс тоже позволит тайне остаться тайной.

Глава тринадцатая

Тем утром Малкольм завтракал в своем кабинете, чтобы не сталкиваться с множественными попытками Эмили избежать неизбежного. Он плохо спал, хотя и помог себе рукой избавиться от вызванного ею напряжения. И то, что она не оставила его мыслей и после, злило его не меньше, чем возбуждало.

Нет, он не собирался отступать. И если она останется, он хотел куда большего, чем краткая вынужденная покорность между периодами открытой войны.

Но как бы он ни хотел положить конец ее попыткам его избегать, смысла в преследовании не было — рано или поздно их свяжут узы брака, а долг налагал на него и другие обязанности. Так что все утро он провел за столом, перечитывая номера «Газет» и «Таймс» за прошлые недели, отмечая, какие лорды придерживаются определенных позиций и какие темы называют темами дня. В сентябре новостей было мало, потому что парламент еще не заседал. Но долг перед кланом требовал заранее оценить поле боя.

Битва будет нелегкой. В палате лордов было лишь шестнадцать шотландских пэров, представляющих во время сессий куда большее количество своих сородичей. Ограниченность их влияния была обусловлена Договором об Унии, в котором Англия диктовала условия, чтобы навсегда удержать Шотландию под своей пятой.

Малкольм мог заседать в палате лордов, не подпадая под это ограничение благодаря своему второстепенному английскому титулу — виконт Лэйборн. Но большинство аристократов, даже те, чьи земли находились в Шотландии, не любили Гор. И несмотря на войну с Америкой, мало кого беспокоило, что почти все население Шотландии может двинуться к ее берегам. Важна была лишь прибыль, а большинство землевладельцев получали больше денег от овцеводства, чем от ренты со своих арендаторов.

Когда Грейвз постучал в дверь, Малкольм приказал ему войти, даже не поднимая взгляда. Грейвз послушался.

— Его светлость герцог Ротвел, — провозгласил дворецкий с несвойственной ему чопорностью.

— И не смей говорить, что не примешь меня, МакКейб, — сказал Фергюсон, шагая к столу и пожимая руку Малкольма раньше, чем Малкольм успел полностью встать с кресла. — Чтобы добраться до тебя, я два часа провел со своими сестрами. Посему меньшее, что ты можешь предложить, это виски.

Малкольм жестом пригласил его садиться и пошел к шкафу за графином и двумя бокалами.

— Из твоих писем я понял, что ты рад воссоединению семьи. Что-то изменилось?

Фергюсон закатил глаза.

— У тебя только братья, тебе этого не понять. А девчонки способны полчаса болтать только о ленточках.

Малкольм смерил взглядом вычурный галстук и безупречно сшитый по фигуре камзол, больше подходящий в клубе для избранных в Лондоне, чем в отдаленном замке в горах.

— Ты и сам не чураешься моды.

— Я давно уже смирился с жуткой модой шотландцев, но не собираюсь до нее опускаться.

— Не лучше ли заняться делами вместо двух часов, которые у тебя уходят на завязывание галстука? — спросил Малкольм, подавая ему бокал.

— А я гений, мне на галстук требуется всего лишь час, — фыркнул Фергюсон.

Малкольм рассмеялся шуточному чванству.

— Я польщен тем, что ваша светлость почтила меня вниманием, отвлекшись от ежедневной рутины.

— Слушай, я все еще Фергюсон для всех, кто мне дорог. И я не мог отказать тебе в дружеской поддержке, когда ты так вляпался. — Фергюсон отхлебнул виски и довольно улыбнулся, смакуя. — Надеюсь, твои планы избавиться от невесты помогут мне справиться с жуткой скукой.

— А кто сказал, что я собираюсь разорвать помолвку? — спросил Малкольм, присаживаясь на край стола.

— Я знаю тебя почти тридцать лет и не припоминаю, чтобы ты хоть раз позволил к чему-то себя принудить. У тебя наверняка есть план.

Малкольм поболтал бренди в стакане. Ореховый аромат помог собраться с мыслями. Фергюсон был прав. Малкольм плохо реагировал на принуждение.

— Возможно, я не так уж не хочу этого брака.

Фергюсон фыркнул.

— С мисс Этчингем тебе было бы лучше.

— Нет. Она довольно мила, но не показала ни грана характера, пока не дошло до конца.

— Вчера в моем доме она устроила то еще шоу. Оскорбленная женщина — завораживающее зрелище.

Малкольм вздохнул.

— Я знаю, что она чувствует себя преданной, пусть даже разговоры о помолвке ни разу не дошли до формальностей. Но в Эмили есть нечто, отчего, мне кажется, будь она на моей стороне, я смог бы перевернуть весь мир.

Фергюсон изогнул бровь.

— Никогда не думал, что ты станешь соблазнять невинную девушку ради политической выгоды. Похоже, ты превзошел все мои интриги, МакКейб.

— Нет, лучшим интриганом гор остаешься ты, — не согласился Малкольм. — А время, что я провел с Эмили, довольно сложная материя.