Книга Воспитание чувств - Сьюзен Фокс

Злясь на саму себя, не находя себе места, еле живая из-за нервного напряжения, Трейси вновь принялась шагать по комнате.

— Таким было детство. Начались связи Рамоны с мужчинами, но я не придавала этому значения. И только тогда, когда один из ее дружков набросился на меня, я поняла, что меня ловко подставили. Мне тогда не исполнилось и шестнадцати лет. Не думаю, что изнасилование входило в замыслы Рамоны, но никогда не смогу ответить на этот вопрос с полной уверенностью. Я не могла признаться Сэму, я никому не могла признаться. Рамона внушила мне, будто я сама виновата, а у Сэма слишком плохое здоровье, чтобы рассказывать ему об этом. Он прожил еще шесть лет, и каждый день я была в страхе, что он узнает обо всем.

Движения Трейси стали более энергичными.

— Рамона вынашивала и претворяла в жизни планы вымогательства без моего участия, за исключением одного раза, но я долгое время оставалась в полном неведении. Это имело отношение к изнасилованию. Если хорошенько подумаешь, то догадаешься, в чем заключался план.

Ей не хватило духу сказать Таю прямо, что Рамона выудила из насильника тысячи долларов. Плата за молчание в течение четырех лет. Потом случилась автокатастрофа, и тот человек погиб.

Трейси остановилась, судорожно вздохнула и глянула в сторону Тая. Он сидел, подавшись вперед, опершись локтями на бедра и спокойно наблюдая за ней. Выражение его глаз и лица было непроницаемым, разве что мрачнее, чем обычно, и суровее, чем когда бы то ни было.

Возможно, она чрезмерно сгустила краски, рисуя себя в облике жертвы. Ей не надо было говорить о той роли, которую сыграла во всем Рамона, потому что это отчасти снимало вину с нее, Трейси. А ее-то следовало винить. Ребенок порешительнее и с более четкими представлениями о том, что так и что не так, не стал бы поступать плохо и нашел бы в себе смелость противостоять матери, несмотря на суровые последствия. Но она была слишком жалкой и запуганной, чтобы проявлять характер и порядочность.

Когда Трейси собралась с духом, чтобы продолжить, голос ее звучал глухо.

— Но прежде, чем у тебя возникнет мысль, что я была всего лишь беспомощной жертвой, хочу еще кое-что сказать. Когда я промолчала о замысле Рамоны разлучить Рио с Кейном, дело было не только в том, что я боялась ее. Думаю, я испытывала сложные чувства, потому что была предана ей и в то же время надеялась отговорить ее. Ведь речь шла о Кейне, а Кейн мог оказаться сильным и, пожалуй, опасным противником. В конце концов я взбунтовалась против Рамоны и уехала, но только позже до меня дошло, что молчала я, скорее всего, оттого, что слегка потеряла голову от Кейна. Он по-доброму относился ко мне, и хотя между нами ничего не было, я думала, что он, пожалуй, единственный мужчина, с которым мне хотелось бы предаться любви. Я была уверена, что он — моя единственная надежда на любовь и нормальную семью. Я и представления не имела, как добиться этого, но Рамона, похоже, знала.

Молчание Тая заставило Трейси отвести глаза. О господи, она ничего, кроме порицания, не заслуживает! Все это шокировало его — чересчур подробно она обо всем рассказала! Пожалуй, единственное, что утешало Трейси, так это то, что наконец на земле есть человек, который знает о ней все. А теперь, когда Таю все известно, она лишила Рамону возможности прибегнуть к шантажу. Теперь Рамона уже не сможет причинить ей вред, потому что Трейси сама наказала себя.

Она нервно потерла ладони о джинсы и повернулась, чтобы посмотреть в окно на длинные тени, падающие под лучами заходящего солнца. Всю ее, словно волной прилива, захлестнуло раскаяние. Она слишком много наговорила. Каждая секунда молчания Тая подтверждала это. Все, о чем она ему рассказала, отвратительно. Ничто в его замечательной жизни не могло подготовить его к этому мрачному повествованию и признанию о Кейне.

В следующий миг в ней заговорила горькая обида, а в израненном сердце проснулся непривычный цинизм.

— Ну, что ты теперь скажешь, Тай Кэмерон? По-прежнему уверен, что стоит тратить свое время и силы на перевоспитание своевольных богатеньких девиц? Или теперь это кажется тебе неподъемным и бесполезным занятием?

Почувствовав, что теплые руки Тая обняли ее за плечи, Трейси вздрогнула. От звона в ушах она не услышала его тихих шагов.

— С чего это ты злишься на меня? — мягко протянул он. — Уж не считаешь ли меня малодушным или столь наивным, чтобы оказаться не подготовленным к этому? Или ты просто напугана? Боишься, что я предам тебя?

Она отстранилась и повернулась, чтобы видеть его лицо. Встретив его полный нежности взгляд, Трейси опустила глаза и обхватила себя руками.

— У меня такое чувство, будто я умираю, будто я вскрыла свое сердце и истекаю кровью.

Тай сделал шаг и схватил ее за плечи, чтобы слегка встряхнуть.

— Ты чувствуешь только, как истекает из сердца боль. Пусть себе выходит, Трейси. Теперь все позади, с этим покончено. Я по-прежнему рядом, и истечь кровью никому не грозит.

В этот миг Трейси сломалась. Подступили слезы, застилая глаза, рыдания вырвались из груди, ноги подогнулись. Тай подхватил ее и большими шагами вышел из гостиной, направляясь в свою спальню.

Угрызения совести и чувство вины, мучившие Трейси всю жизнь, исторгались из нее, пока она не впала в забытье, а Тай все это время держал ее на коленях, сидя в огромном кресле в своей спальне перед дверьми, ведущими во внутренний дворик. Лучи заходящего солнца подкрасили небо над ними в багряно-золотистый цвет, сменившийся затем индиго и полнейшей темнотой.

Как уставший ребенок, наплакавшийся вдоволь и заснувший в изнеможении, Трейси даже и не заметила, когда Тай отнес ее в ее комнату. Откинув покрывало и простыню, он опустил Трейси на кровать, снял одежду, оставив только нижнее белье, набросил на нее простыню. Он придвинул к кровати кресло и просидел так долго-долго. Удостоверившись, что Трейси уже до утра не проснется, он склонился к ней, поцеловал раскрасневшуюся щеку и вышел.

Проснувшись наутро, Трейси чувствовала себя неважно. Веки опухли от слез. В душе у нее была полная опустошенность. Ей стоило немалых усилий подняться и принять душ, но после душа она пришла в себя. От холодных примочек припухлость вокруг глаз чуть спала, но у нее все еще был такой вид, будто она проплакала многие часы.

Было уже семь утра, когда она вышла из спальни и направилась в кухню. В доме было тихо, и Трейси более жадно, чем прежде, впитывала в себя царившую в нем умиротворенность. Ее взволновала мысль о том, что предстоит встретиться с Таем лицом к лицу, но волнение почти мгновенно улеглось. Хотя она и не могла припомнить, как добралась до своей кровати, Трейси прекрасно помнила, что Тай обнимал ее прошлым вечером, когда она плакала. Он сумел выдержать рассказ о ее жизни и не покинул ее, когда у нее случился нервный срыв. Это означало, что они остаются по меньшей мере друзьями, но в душе у Трейси не унималась тревога, что это было, скорее всего, просто состраданием.

Она вошла в кухню как раз в тот момент, когда из внутреннего дворика туда вошел Тай. Он окинул ее быстрым взглядом, но ей показалось, что он пристально присматривается к ней, и это взволновало ее.