Книга София и тайны гарема - Энн Чемберлен

Выбравшись из носилок, Сафия скорее почувствовала, чем увидела присевших на корточки носильщиков, видимо, решивших воспользоваться краткой передышкой, чтобы немного перевести дух. Шестеро других, державших носилки с другой стороны, даже позволили себе вольность подойти к дверцам, поскольку они заранее предусмотрительно развернули носилки дверями на запад. Теперь все двенадцать носильщиков скорчились на небольшом пятачке, куда не попадали лучи солнца и оставалось еще немного тени.

Они столпились так плотно, что Сафия почувствовала, как край ее покрывала на мгновение прилип к чьей-то костлявой коленке. Ей стало неуютно: она нисколько не сомневалась, что этот человек заметил, как пылает ее тело, внутри которого жарко пульсировало неудовлетворенное желание. Не мог не заметить, потому что по сравнению с ним даже воздух вокруг казался прохладным. И то, что вместо Мурада рядом с ней тут же появился евнух, естественно, никого не обмануло. Сафия нисколько не сомневалась, что каждый из этих мужчин прекрасно знал, почему подпрыгивали и раскачивались у них на плечах тяжелые носилки. Она бы ничуть не удивилась, узнав, что они перешептываются об этом у них за спиной в те минуты, когда их никто не слышит. Надо убедить Мурада заменить их лошадьми, недовольно подумала Сафия.

Впрочем, какое ей, в сущности, дело до того, что болтают о них какие-то жалкие носильщики? Она их и за людей-то не считала — в глазах Сафии они и на свет-то родились только для того, чтобы таскать на плечах тяжелые носилки.

«Должно быть, мы где-то в пустыне», — вначале решила она, отметив про себя удушливую жару, полное отсутствие какой-либо растительности и едкую желтоватую пыль, клубами поднимавшуюся вверх при каждом их шаге. Она никогда не бывала в Магнезии, впрочем, и ни в каком другом месте Турции тоже, и если и имела о ней какое-то представление, то только по отголоскам споров в Диване касательно арендной платы за землю, изредка доносившимся до нее, или случайным картинкам, мелькавшим в щели между неплотно прикрытыми занавесями паланкина. То, что всего этого было явно недостаточно, чтобы составить свое мнение об этом уголке страны, даже не приходило ей в голову. Но зато Сафия точно знала: никакой пустыни вблизи столицы этой провинции нет и никогда не было.

Те звуки, что доносились до нее сквозь плотную ткань чадры, тоже подсказывали ей, что она не в пустыне — звяканье металла о металл, глухой звук подков по твердой земле, голоса людей, окликавших друг друга, и сливающиеся в нестройный хор. А как только глаза ее немного привыкли к яркому свету и обжигающе горячему воздуху вокруг, она постепенно стала замечать и то, что никак не напоминало пустыню. Повсюду, куда хватало глаз, были люди — бесчисленные толпы людей. И неизможденные кочевники пустыни, нет, это были раскормленные, крепко сбитые мускулистые янычары. Теперь Сафия уже не сомневалась в этом: хотя почти все они были обнажены до пояса, у каждого на голове красовался хорошо знакомый ей убор — небольшая белая чалма, край которой сзади свисал до самых плеч.

Насколько она могла судить, все они занимались тем, что копали две ямы непонятного назначения, глубоко вгрызаясь лопатами в бурую землю. Извлеченную землю насыпали в корзины и отвозили подальше, сбрасывая вниз к подножию холма. Крохотные ослики вереницей карабкались вверх, пошатываясь под тяжестью поклажи, а потом покорно дожидались, пока их разгрузят. Сафия заметила, что они тащили вверх блоки тесаного белого камня. Остальные янычары аккуратно и быстро укладывали его на землю.

— Наверняка это стена какой-нибудь мечети, — решила Сафия, уверившись, наконец, что оказалась не в пустыне. — Газанфер, спроси у них, это будет мечеть?

Евнух бросился выполнять приказ своей госпожи и через минуту подтвердил, что так оно и есть.

Сафия, естественно, уже слышала о предполагаемом строительстве, правда, художественные детали, которые с увлечением описывал ей Мурад, скоро утомили ее, и дальше она уже слушала вполуха. Как и в те вечера, которые он проводил с поэтами и учеными, она поспешила ускользнуть поскорее. Рассказы о государственных делах были для нее куда увлекательнее.

— Сначала придется купить достаточно земли, потом еще возиться с ней, пока можно будет приступить к строительству. Сколько времени потрачено впустую! — пару раз ворчала она, когда Мурад заводил разговор на эту тему.

— Ничего не поделаешь. Нужно построить ее поближе к городу, иначе зачем мне мечеть, если туда никто не пойдет молиться, — неизменно возражал ей принц. — И вдобавок она должна быть поближе к воде, а то как же делать омовения? Поэтому найти подходящее место не так-то легко.

— Понятно. А кто эти люди, которым сейчас принадлежит земля?

— Просто мелкие землевладельцы. Старинные семьи… Слишком много ртов, которые нужно кормить, и слишком мало земли, чтобы это было им по средствам.

— Правда? А я уж думала, какие-то вельможи или большие сановники, судя по тому шуму, который они подняли из-за своих клочков земли. Ну, если они заупрямились и не хотят уступить землю по разумной цене, стало быть, нужно просто отобрать ее силой, вот и все.

Столь циничная мысль явно шокировала Мурада.

— Послушай, любовь моя. Многие из этих людей живут здесь — вернее, живут их семьи, — столько веков, сколько существует сама эта земля. Говорят, их предки в свое время видели греков, когда те отправились в свой знаменитый поход на Трою. В любом случае, они появились здесь задолго до того, как мы, турки, обосновались на берегах реки Гедиз.

— Так они, что же, даже не мусульмане?

— Да. Часть из них греки-христиане.

— Тогда что с ними церемониться? — фыркнула Сафия. — Или тебя мучают угрызения совести? У меня на родине, в Венеции, такое случается сплошь и рядом, особенно на материке. И тоже из-за строительства. Только у нас любой землевладелец обязан немедленно предоставить свою землю в распоряжение города, и чаще всего бесплатно. Для этого достаточно только приказа Совета.

— Но это же варварство! — возмутился Мурад.

— Просто обычный деловой подход, мой милый принц.

— Но это противоречит не только духу, но и букве наших законов, — Мурад, приосанившись, распушил покосившиеся перья на тюрбане и поправил эгрет. — Ты же сама слышала, объявлял мулла — а я уверен, что слышала, потому что ты всегда подслушиваешь под дверью Дивана, — «Будучи сам сиротой, пророк, да благословит его Аллах, никогда не позволял отбирать землю у сирых и убогих».

— Но ведь закон в Магнезии — это ты сам, мой милый принц! Разве ты не можешь действовать, как он! — прошептала Сафия, но так тихо, что ее не услышал никто кроме Мурада.

Все судорожные попытки хоть как-то обойти закон заставили Диван потратить уйму времени, если учитывать те смехотворные уступки, которых они добивались. А именно попытаться хоть как-то помешать землевладельцам гнать из винограда вино или продавать свой изюм, виноградный сахар и сушеные фиги кому-либо, кроме государственных перекупщиков. Естественно, всем хозяевам куда как по вкусу была звонкая монета, которой краснолицые англичане, а вместе с ними и другие иноземные купцы, платили за их товар, считавшийся у них за морем невиданной роскошью и ценившийся едва ли не на вес золота. Но царившие в Турции законы — в особенности те, что касались «вина цвета лепестков тюльпана», — были ясны, как божий день. И поскольку от Магнезии до Константинополя буквально рукой подать, напомнила себе Сафия, закон в данном случае обойти было особенно трудно: столица настоятельно требовала огромного количества свежих продуктов и непременно по местным ценам. Местные, домашние прядильни нуждались и в большом количестве выращиваемого в здешних местах хлопка. Поэтому в обязанности губернатора Магнезии входило следить, чтобы торговля с иноземцами каралась особенно строго.