Книга Записки гайдзина - Вадим Смоленский

— Вадимушка! — вскричал Потапов, закинул трехрядку за спину и растопырил объятия. — Братушка!

Порыв ветра засыпал нас розовыми лепестками. Мы хлопали друг друга по спинам и головам, лепестки опадали под ударами и застревали в мехах гармошки. Платформа стонала и ходила под нами ходуном. Вволю нахлопавшись, Потапов вытряс лепестки из мехов и приобрел деловой вид.

— У нас с тобой четыре часа, — объявил он. — Программа будет такая. Сначала идем в нашу любимую баню и сидим там в пузырях. Потом берем бутылку сакэ и ищем место, где сакура еще не осыпалась. Садимся, культурно выпиваем, закусываем, исполняем песни Мокроусова. Потом сажаешь меня на последний поезд в Токио. Остался бы и на подольше — но завтра у меня доклад, а послезавтра уже в Корею.

— Экий у тебя плотный график, — сказал я. — Все расписано, как у американца.

— Я странствующий математик, — поправил меня Потапов. — Что мне еще делать, когда столько конференций? Короче, держи футляр, пошли в баню.

Баня располагалась недалеко, рядом с домом, где Потапов жил три года назад, в пору своей недолгой работы в нашем университете. Тогда мы регулярно наведывались в это славное заведение с пузырящейся ванной, приветливой хозяйкой и строгим завсегдатаем из местных работяг, следившим за тем, чтобы мы не мочили циновки в предбаннике. Нам было трудно этого не делать, мы всегда были до неприличия мокры и подолгу обсыхали на пороге мыльни. Строгий же завсегдатай глядел на нас свысока, являя собой превосходство желтой расы, представители которой способны в буквальном смысле выходить сухими из воды.

— Я, кстати, там мочалку забыл в последний раз, — вспомнил я. — Конечно, за три года могли и выкинуть. Но если вдруг не выкинули, то будет приятно.

— Никуда ее не выкинули, не сомневайся даже, — успокоил меня Потапов. — За что Японию люблю, так вот за это — о клиенте тут всегда помнят. Зайдешь, тебе сразу: «Давно не виделись» — и сервис по полной схеме. Причем неважно, сколько ты у них не появлялся — может неделю, а может десять лет. То есть, с одной стороны у них как бы прогресс, а с другой — этакая незыблемость.

— Что есть, то есть, — согласился я.

Потапов внезапно остановился.

— Так, погоди… Кажется, мимо прошли. Ну-ка назад, посмотрим. Вот дом, где я жил. Вот забор. Дальше была канава с цаплями — вот она. А сразу за канавой была баня. Выходит, вот это она и есть. Перекрасили, что ли?

Мы подняли головы и узрели красный щит с белым иероглифом «сакэ». Сквозь стеклянную дверь виднелись уставленные бутылками полки. Мы вошли внутрь, и нашему взору предстал рыжеволосый тинэйджер в замызганном фартуке и с серьгой в ухе.

— Да, была тут баня, — ответил он на наш недоуменный вопрос. — Год назад снесли, винный построили. Хозяйка в деревню уехала, дом там купила.

— Веселенькое дело, — сказал Потапов. — Стояла баня, никому не мешала…

— И мочалку мою выкинули, — добавил я.

— Да мочалка-то ладно, без пузырей останемся.

— Ничего, — сказал я. — Вон тут сколько пузырей. Мы ведь как раз собирались. Берем, или как?

— А что еще делать, берем конечно. Какого — прозрачного, мутного?

— Мутного не надо.

— Сладкого или горького?

— Что-нибудь между.

— «Нагураяма», «Ханахару», «Тэнко», «Эйсэн»…

— «Тэнко».

— Губа не дура. Семьсот двадцать?

— Семьсот двадцать.

— Или тыщу восемьсот?

— Столько мы до сакуры не донесем.

— Ладно. А может, сливовой?

— Ты бы еще сказал: может, сивухи?

— Боже упаси!

— Ну вот и хорошо. Теперь бы закуски.

— Мы извиняемся, как у вас тут насчет закуски?

Замызганный тинейджер скривился и помахал ладонью: мол, не держим.

— Что ж, — сказал Потапов. — Купим по дороге.

Мы вышли и огляделись по сторонам. Облетевшие сакуры зеленели свежими листьями.

— Плохо дело, — вздохнул Потапов. — Но ничего. Я помню, тут недалеко есть храмовая роща, она позже облетает. На пригорке потому что.

До пригорка мы добрались минут за десять. И в самом деле, он весь цвел. Розовые деревья лишь немного отливали зеленью едва показавшихся листочков. Промеж стволов обосновался массивный деревянный стол с двумя пнями вместо стульев.

— На этом месте три года назад, — торжественно сказал Потапов, — я доказал теорему Сидорова. Он мне потом поллитра поставил. И мы с ним сразу написали четыре статьи.

— А почему она Сидорова, если ты доказал? — спросил я.

— Он сформулировал, я доказал. Теперь она называется «теорема Сидорова — Потапова». Стаканы-то мы взяли?

— Бумажные. Вот, наливай.

— Жаль, холодное, — сказал Потапов. — Его бы, да горяченьким… Ну да ладно. Кампай!

— Кампай. За встречу!

Весеннее солнце подбиралось к изломанной линии гор на горизонте. С ворот синтоистского храма за нами бесстрастно наблюдали две вороны.

— Интересное дело, — сказал я. — Баню сломали, вместо нее винный магазин. Я вообще последнее время замечаю: больше всего строят винных магазинов и зубных клиник. С чего бы это?

Потапов взъерошил волосы и забарабанил пальцами по бутылке — так же, как барабанил когда-то, ломая голову над теоремой Сидорова.

— Какая-то зависимость, безусловно, есть, — сказал он. — Что первое приходит на ум? Когда сносят бани, люди перестают мыться — и заодно перестают чистить зубы. Зубы заболевают, люди их полощут водкой. А потом идут к зубному. Как тебе такая версия?

— Хм… Я бы сказал, версия несколько скороспелая.

— Вот именно. Какой делаем вывод? Восток непостижим!

— Ну да, — сказал я. — Аршином общим не измерить. Это не объяснение.

— Тогда ты объясни!

— Я думаю, все гораздо тривиальнее. Особенно с зубными клиниками. Это мода такая, из Америки. Модно быть дантистом, модно говорить: мой дантист, модно культивировать прямые зубы. Исторически они свои зубы красили в черный цвет, и было все равно, прямые они у них или нет. Потом красить перестали и долго ходили с белыми зубами, но кривыми. А когда им из Америки улыбнулся Шварценеггер, они прозрели.

— Так, — прервал меня Потапов. — Мы увлеклись. Промежуток между первой и второй должен быть значительным, но не превышать сорока секунд.

Он наполнил стаканы, и мы жахнули по второй.

— Продолжаю, — сказал я. — Перейдем к винным магазинам. Тут что характерно: их строят все больше и больше, тем временем как бары и прочие кабаки находятся в упадке. То есть, народ начинает пить по домам. Тоже как бы такая мода. Теперь вопрос: откуда эта мода взялась?