Книга Мой желанный принц - Елена Александровская

– Добрый день, Ангел!

– Как успехи? Перевод сдала?

– Конечно. Разве может быть иначе?

– Умница!

– Спасибо (скромно опустила глазки к клавиатуре). А твои дела как?

– Идут неторопливо. Мы, ремесленники, нужны всем и всегда.

– Это же здорово, Ангел! И ты теперь с чистой совестью собираешься провести выходной?

– Угадала, умница моя. Хотя вряд ли мне так повезет, что я смогу пробездельничать целый день. Обязательно у кого-то что-то сломается. Вот тут сразу и вспомнят угадай о ком?

– Тоже мне бином Ньютона… О тебе, вестимо.

– Знаешь, я тоже ужасно люблю Булгакова. Но все ж таки «Белая гвардия»… как-то посильнее по душе бьет, чем «Мастер…». Не находишь?

– Ох, Ангел… Вот я тебя и поймала! У Булгакова-то было не так. Там было: «Подумаешь, бином Ньютона!» А моя фраза из Стругацких – это «Сталкер», только не фильм, а сценарий.

– Red, я просто не устаю тебе удивляться.

– Почему?

– Ты столько знаешь!

– Это моя работа – знать. Хотя не столько русскую литературу, сколько иностранные языки и всякие там термины то из теории литья под давлением, то из области низкотемпературной плазмы. Или высокотемпературной сверхпроводимости… Ты даже представить не можешь, сколько всякого я перевела за последние… лет пять, к примеру.

– Ага (я кивнул). С трудом это представляю. Но с каждым твоим рассказом все лучше понимаю, что рядом с тобой я просто ограниченный тупица.

– (Теперь я усмехнулась). Конечно, тупица – который больше любит раннего Булгакова, уважает Слая и Стэтхема, но при этом не терпит французского кино.

– Слушай, у тебя просто удивительная память. Мы же с тобой о французском кино месяца три назад разговаривали!

– Так я каждый ее упражняю, мой Ангел! Я тебе про бабушку свою рассказывала? А про то, чем она на жизнь полвека зарабатывает?

– Рассказывала, конечно. И говорила, что она репетитор – иностранные языки. Штук пять, да?

– Именно – знал бы ты, какая у бабули память! Она, боюсь, помнит всех своих учеников за все годы…

– Ничего себе!

– Ее не всегда на улице узнают ученики – а вот она каждого из них в лицо. Да кто у этого оболтуса папа с мамой, да как собачку зовут, да в каком году этот лентяй универ или школу закончил и насколько успешно…

– Такого не бывает, не верю.

– Да на здоровье! Ты можешь сто раз не верить, но я рядом с таким счастьем живу уже второй десяток лет. И тащусь от бабулиных мозгов. Вот кому можно позавидовать!

– Эт точно!

– Так вот, о памяти. Бабуля говорит, что мозги надо тренировать все время – и тогда никакой склероз до тебя не доберется.

– А она тренирует?

– Еще как! Мало того, что в день у нее даже сейчас три или четыре урока… А языки-то разные.

– Разные?

– Ну да, чаще всего английский, немецкий и французский. Представляешь, каждый день с каким-нибудь очередным болваном повторять правила, склонения и спряжения и при этом ни разу не ошибиться, с кем по-каковски говорить. С кем и что проходили. Так она, к тому же, книжки просто глотает, кроссворды разгадывает.

– Да, надо взять ее метод на вооружение…

«Интересно, дружище, а тебе-то зачем такие тренированные мозги? Вряд ли память помогает водопровод починить или канализацию…»

– …чтобы склероз не добрался!

Ирина усмехнулась – все равно для ремесленника и «мастера-на-все-руки» ее собеседник был слишком эрудирован и грамотен. Хотя чего только не бывает в наше время. Может быть, он, как Саша Роджерс, забросил докторский диссер на полку и ушел в сантехники – хлеб насущный зарабатывать.

– Ну, до тебя он в любом случае доберется не скоро!

– Как тебе сказать… Мне все-таки тридцать три – Христа уже распяли, остальным пора строить планы на вторую половину жизни…

– Знаешь, Ангел, я не очень люблю такие шуточки. В крайнем случае, на следующие две трети жизни.

– Согласен (я с удовольствием улыбнулся и кивнул). Так ты временно без работы?

– К счастью, нет. В этой фирме принята такая политика: ты сдал работу, тебе сегодня же следующую вручили. Чтобы станок не простаивал.

– А что – не так и глупо. Опять же, время твое на поездки экономят. И силы, и деньги.

– Должно быть, так. Или у них планирование умное.

– И о чем на этот раз ты будешь узнавать?

– Что-то такое… Из промышленной электроники. Я толком еще не вникала, устроила себе ленивый вечер. В доме прибралась, с бабулей по магазинам прошлась, постирала.

– Ничего себе «ленивый вечер»!

– Конечно, ленивый – голова-то отдыхает.

– «Лучший отдых – это перемена деятельности»?

– Конечно. Думаю, что ты после своих трудов водопроводческих в качестве отдыха вышиваешь крестиком.

– Вот это да-а! Ты попала в точку! Почти…

– Почти?

– Ну да, после своих трудов я вяжу крючком.

– Продолжаешь исторические традиции?

– Ты о чем? Какие традиции?

– Так еще ж полтораста лет назад вязали только мужчины, особенно крючком и особенно ирландские кружева. Мужчины, кстати, крючок еще спасителем называли – с его помощью кружева вязались быстро, можно было заработать побольше. А вот женщины к этому не допускались: считалось, что у них слишком грубые руки, чтобы вязать что-то поизящнее толстых чулок.

– Red, я устал уже удивляться, честное слово… Откуда в тебе столько знаний?

– Я ж тебе уже сто раз говорила – память хорошая, а все остальное из переводов узнаю.

– Что, у тебя и о вязании тексты были?

– Ну да. О вязальных машинах. Года полтора назад какая-то лавочка ввозила вязальные машинки из Китая. Вот я, с их позволения сказать, версии английского и толмачила. А термины в Сети проверяла. Сам понимаешь, сколько попутно можно узнать.

– Ясненько…

– Видишь, как просто ларчик открывается…

– Скорее, читаю. Слушай, а ты в тишине переводишь? Чтобы сосредоточиться, наверное, и дверь к себе закрываешь?

– Господи, зачем? Сосредоточиться-то надо, но для этого вполне хорошей музыки хватает.

– А бабушка к этой музыке как относится? Не кричит, что ее достали твои «бум-бум»?

– О Ангел, ты опять заставил меня расхохотаться! Да я отродясь ничего такого не слушала! Я ж дитя провинции, не забыл?

– Не забыл. Но какая связь?

– То, что у вас модно, до нас еще не дошло, то, что модно у нас, для вас старье и отстой.