Книга Одолеть темноту - Ирэн Роздобудько

– Тапиола? Отличный выбор! – засмеялся он, взглянув на буклет.

– Финляндия, – поправила Марта.

И он восторженно заговорил:

– Тапио – это языческий северный бог воды, камней и деревьев. А Тапиола – одно из поэтических названий Финляндии! И мне так больше нравится – в этом названии больше романтики.

И Марта снова удивилась тому, как много он знает и как интересно его слушать.

– А еще в переводе это означает «первичное, родное, сокровенное». То, что происходит между нами. И поэтому это прекрасный и не случайный выбор. Я уже даже представляю маршрут, который тебе понравится. Сначала доедем до Хельсинки, там пересядем на электричку, идущую в Турку. Там сядем на паром… О! Ты когда-нибудь плавала на одиннадцатиэтажном пароме? Нет? Это целый город на воде! Мы поплывем в двухдневный круиз в Стокгольм и обратно – ты увидишь, какие там красивые берега. А сколько развлечений! Такое впечатление, что за два дня объехал мир! И вообще, Финляндия – страна избранных. А мы с тобой и есть избранные. Потому что нашли друг друга…

– Ты действительно хочешь, чтобы мы поехали вместе? – спросила она.

– Очень! – сказал он и лег рядом с ней, не снимая костюма, не боясь помять его.

– Серьезно? – улыбнулась она.

– Если серьезно, то я бы даже хотел ускорить наш отъезд.

Он сел и внимательно посмотрел на нее.

– Что-то случилось? Неприятности на работе?

– В общем-то, ничего особенного, но… обеспокоенность имеется, – сказал он.

Она тоже села, взволнованная изменением в его настроении:

– Что такое?

– Не волнуйся. Просто я… попытался разыскать этого сумасшедшего, – сказал он.

– Кого? – не поняла она.

– Того, кто беспокоит тебя звонками.

– Сергея?

– Кажется, так его зовут.

– Зачем ты берешь это в голову?

– Не волнуйся, я просто люблю расставлять все точки над «і». А в данном случае мне не нравится, что кто-то причиняет тебе неприятности.

– Ты с ним говорил?

– Нет. Вот получил только это, – и он вытащил и бросил на стол бумажку. – Оказывается, он уволился с работы несколько дней назад! Еле выпросил у его генерального директора этот адрес. Тебе не кажется это подозрительным?..

Марта кивнула, посмотрела на бумажку: «Каштановая, 7…»

– Я думаю, – продолжал Дмитрий, – что твои подозрения обоснованны. В лучшем случае, он – обычный шизофреник. А от них трудно отделаться.

– А в худшем? – спросила она.

– В худшем – он действительно причастен к исчезновению своей невесты. Ты со своим обостренным чувством справедливости нарушила его покой. Думаю, ты в опасности. Поэтому давай уедем быстрее. Завтра я займусь билетами и бронированием отелей.

Заметив испуганный взгляд Марты, он снова улыбнулся, нежно потрепал ее по щеке:

– Все. Забудь. Это мое дело…

За три года до событий

…Поселок был расположен высоко в горах в восьми километрах от рудников, на которых в две смены работали как местные, так и сезонные рабочие со всех уголков страны.

Вечером они спускались в поселок и до утра сидели в уличных кафе на циновках или прямо на разноцветном кафельном полу, покуривая кальяны, потягивая чай или кофе из стеклянных удлиненных сосудов, изредка поднимая шум и снова погружаясь в свои мысли.

Порой кто-то уходил, на его место садился другой, беря в рот засаленный, заслюнявленный наконечник трубки. Спали, отвалившись, тут же. Или разбредались по домам, что, собственно, было то же, что ночевать на улице – дверей на большинстве из них не было, а в проемы заглядывали вездесущие козы, укладываясь рядом с гостями и хозяевами.

Спали не раздеваясь, только обернув головы от назойливых мух, роившихся у вывешенных освежеванных козьих туш, которыми было завешено пространство вокруг кофеен. Здесь же, отойдя на несколько шагов за белую потрепанную стену, справляли нужду.

Запах табака, кофе и люля-кебаб смешивался с удушающим запахом полусгнившего мяса, которое разлагалось на солнце, и миазматическим духом прогнивших от влаги стен.

При всей антисанитарии в поселке редко болели. Разве что сразу умирали от укусов насекомых, которые разносили малярию, или от других болезней и вирусов, которые носили в себе бродяги.

Напротив одной из таких кофеен стояла «келья», в которой хозяйничала старая Зула. Она вставала за час до первого намаза и готовила кус-кус, закладывая в глиняный котел большие куски мяса, картофель, пшено, добавляла побольше специй, которые должны были забить вкус не очень свежей козлятины и «выжечь» из желудка все возможные микробы.

Устаз – «господин» – строго приказал кормить Лябес хорошо, чтобы она дольше сохраняла «товарный» вид и силы, ведь сезонников было много. По мнению Зулы, «товарного» вида Лябес не имела ну никакого – кожа да кости.

И Зула, принеся миску с кус-кусом на верхний этаж, садилась напротив и внимательно следила, чтобы ее подопечная съедала все до последнего зернышка.

Намучилась только первые пару месяцев, когда девушка совсем не могла проглотить едкую смесь, отказывалась есть и только пила чай с медом, впиваясь черными потрескавшимися губами в пиалу.

Но потом постепенно привыкла, начала выбирать из блюда только картошку. А уже после того, как устаз начал делать уколы или привозить порошки, было гораздо проще – Лябес стала как шелковая. Ела все. Даже тухлятину.

Для Зулы она была чем-то вроде неведомого зверька, за которым нужно ухаживать, время от времени вычищая клетку и следя, не трясет ли девушку от какой-нибудь болезни. Все остальное ее не волновало – выйти здесь некуда, убежать – невозможно и нет смысла – вокруг только горы. Сиди себе, пей чай и прилежно выполняй свою работу, и тогда устаз сделает укол, от которого на лице Лябес расцветает улыбка.

А что скрывается за этой улыбкой, Зуле не интересно – это чужая жизнь. У Зулы есть своя – семеро детей. И особая гордость – старший, который работает таксистом в столице, а это для других жителей поселка – вещь недостижимая. Слава Аллаху и хозяину, ведь у Зулы давно есть эта работа – присматривать за девушками. Плохо, лишь когда они умирают. Тогда устаз ругается, угрожает Зуле за то, что недоглядела. Поэтому Зула всегда подмешивает в чай толченый корень хины. Тогда года три можно жить спокойно. А этих лет вполне достаточно, чтобы устаз был доволен прибылью, которая, по его словам, вдесятеро окупает затраты.

Для Зулы Лябес, хоть ее и назвали этим словом – «красотка», – из другого измерения. Неверная, чужая, все равно, что кошка. Хотя и кошка имеет свою душу. Кошку можно погладить. А эта – кусается и рычит.

По крайней мере так было в первые дни, когда она сидела в ошейнике, пока ей не начали делать эти уколы.