Книга Создатель - Гарри Беар

Великие потрясения случаются со многими людьми, но с разной долей страдания… Так, как мучился создатель в последние дни марта, страдал, возможно, лишь Иисус. Убийство Лассаля окончательно перечеркнуло многие планы Наркизова; оно оказалось вовсе не строительной жертвой для созданного им Круга, а чем-то страшным, что предваряло полный крах начинаний создателя в Городе. Напрасно Наркизов убеждал себя, что его руки чисты, что он лично не участвовал в исполнении… Напрасно он приводил доводы, уличающие Лассаля в предательстве, и тысячи жизней, положенные во славу Религии и власти, другим известным пророком.

Сознание упорно возвращало его к сцене гибели Славы, к окровавленным сапогам Силыча и истерическим вскрикам Думова… Создатель обычно вставал и беспокойно ходил по комнате. Савл последнее время стал как-то странно поглядывать на него, но ничего не говорил ни о деле Лассаля, ни о таинственных посетителях, которые приходили к Гарри за полночь. Создатель отпустил бороду и усы, но все же опасался появляться на улицах днем, предпочитая ночные прогулки. Все новости о деле Гарри узнавал в передаче Вовы Мачилова. Кораморов все-таки объявился и сам сходил в ОХРану; от него ничего не добились и отпустили, взяв подписку о невыезде. К создателю Силыч больше так и не пришел.

Бывшие круговцы, вроде Шутягина, кое-что знавшие о преступлении, притаились и помалкивали. Самым слабым звеном, по мнению Мочи, был Захар Думов… и с ним тоже надо было решать. Услышав это, Наркизов сильно стукнул Мачилова головой об стол и прогнал из дому… В одну из бессонных ночей начала апреля создатель отправился бродить по Городу, точнее, по его окрестностям. Он скоро вышел к своему любимому месту на Бечаре – небольшой отмели, кругом уходившей в покрытое еще льдом озеро.

Кое-где уже проступала вода, и огни небольшого города тускло отсвечивали в ней. Создатель подошел ближе к полынье и всмотрелся в воду. Неожиданно ему явственно почудился чудный звон колоколов над Бечарой… Откуда шел этот звон? Церковь снесли еще много лет назад, на заре строительства Роскомреспа. Гарри заткнул было уши, но звон стал еще явственней и громче… Ужас исказил черты лица создателя. Странная улыбка раздвинула его заалевшие губы, серо-стальные глаза осветились во тьме, а нос приобрел размеры гоголевского беглеца.

Гарри еще раз посмотрел на воду и остолбенел! Чудный в своей красоте русский город он увидел вдруг в грязноватой воде Бечары: прозрачные ворота, яркие маковки церквей, широкие и просторные улицы, нарядные горожане в красных и синих одеждах, и над всем этим – статуя какого-то неизвестного ему Бога… Какие-то радостные счастливые лица, какая-то новая невиданная жизнь проносилась перед ним. Это было так ярко и красиво, что создатель испугался, не повредился ли он рассудком…

Резкий порыв весеннего ветра неожиданно уничтожил изображение. Создатель еще постоял возле воды, надеясь на возвращение… Не дождавшись его, Наркизов шатаясь отправился прочь. Озеро сумрачно отсвечивало постепенно занимающийся рассвет, где-то уже проснулись и готовились к ежедневной каторге жизни местные жители. Наступал новый день нового российского времени.

2. Сталин. Кошмар Гарри Наркизова

В Город тем временем пришел очередной праздник – День демона Лысого гения. По заданию красоловов и мэра Тазкова горожане добровольно отметили его уборкой загаженных ими же после зимы скверов и палисандрий. Затем должен был состояться митинг на площади, носящей его имя. Чтобы граждане не позабыли об этом, туда свезли некоторые припасы с заваленных товаром баз Города. Набрав всего, что им было нужно, горожане обратили свое внимание на выступавших товарищей.

В ряде выступлений говорилось, что Лысый гений – колосс, который спас страну от гражданской войны и обеспечил всем россиянам безбедное существование. Горожан предупреждали насчет опасности выступления против великого и могучего Роскомреспа, так и норовившего в последнее время расползтись по швам национальных границ. Леонид Сергеич в собственном выступлении что-то долго жевал о демократизации и гласности в свете последних событий, копируя манеру Главного красолова, так что под конец речи вынужден был переспросить Ухлестова о смысле всего им сказанного. Толстый Бориска в бордовом плаще, с приколотой черной (для контраста) гвоздикой также ничего не разобрал в хитросплетении слов Тазкова и счел за благо промолчать.

Выступивший вслед за мэром начальник ментуры Рамин сообщил горожанам о блестяще проведенной его ведомством операции по делу студента Лассаля и заявил, что к празднику Первого мая все виновники преступления предстанут перед судом. Горожане что-то закричали ему, но Рамин не расслышал… Следом выступала Поддубина, в своей речи она выразила «слова благодарности городской администрации за ту помощь, что была предоставлена погибающей школе…». Ее, впрочем, слушали тоже невнимательно: нытье учителей о зарплате всем порядком надоело. Затем вышел директор городского Завода Нил Самыч Нырков… Грустный мужичок, с красным от частых возлияний лицом и носом-шишкой, который в нормальной стране не поднялся бы выше токаря 5 разряда, долго говорил об отечественной истории, которую он усвоил в рамках Краткого курса, и скорбел о "скудоумии" рабочих вверенного ему Партией завода, издевающихся над собственным прошлым.

Его на трибуне сменил демоносец Гор Голиков с лоснящимся от счастья пятачком: он обозвал все городское начальство "прогнившим и пахнущим балластом истории", потребовал к ответу Начальника ОХРа за причиненный им Городу ущерб… Голикову поаплодировали несколько демоносцев и отдельных воинствующих горожан. Завершил митинг Борька Ухлестов с пламенной речью о Великом Лысом гении, перевернувшим всю историю мира, но его завывания и вовсе не слушали. Торжественная часть митинга закончилась, была объявлена часть неофициальная.

Воспоследовала дискотека… Молодежь, в основном студенческая, дрыгалась на площади не совсем пристойно и орала новомодный шлягер "Все разрушим, разворуем!". Местные подростки поддерживали их полностью… Городское начальство сочло за благо тихо ретироваться. Охранявшие порядок ментуриане в ситуацию не вмешивались, некоторые из них даже тоже пританцовывали. Взрослые горожане смотрели на танцующих, цокали языками и говорили, что они-то в свое время… Во время дискотеки памятник Лысому гению кто-то нагло испохабил белой краской.

Гарри Наркизов не присутствовал на площади и узнал все произошедшее там от Савла. Отшельник, мелко крестясь, весьма сокрушался, что Чугунный Болван продолжает застилать глаза горожанам, отвлекая их от моления и покаяния. Гарри посмотрел на развешанные в углу комнаты Савла иконы и заметил ему:

– Этим вашим горожанам вообще ничего, кроме водки и колбасы, по-моему, не нужно. Живут сегодняшним днем, о спасении и не помышляют!

– Что ж ты не помог им, Гарри Всеволодович? – спросил обиженный за горожан Савл. – Сам же мне говорил о своей миссии великой. В чем миссия-то, где дела твои? По делам узнаете их…

– Да какая тут у вас миссия! Не хотят людишки ни власть менять, ни от красоловских принципов отходить… Я уж про веру вообще не говорю.

– А ты сам-то веришь или нет, все спросить тебя хотел, – Савл очень серьезно посмотрел на Гарри. – Крестик-то на тебе не православный, так?