Книга Открытие медлительности - Стен Надольный

— Ничего нельзя знать наперед. Никто не может объяснить, почему все происходит так, а не иначе. Все предсказания ничто перед случаем и противоречием.

Джон восхищался художником. Уестолл был всего на пять лет его старше, но не боялся смотреть на вещи прямо и задаваться вопросом, а действительно ли они таковы, какими кажутся. Он, Джон, позволить себе такого не мог. Тот, кто задавал много вопросов, должен был уметь это делать быстро. От спрашивалыциков всякий норовит поскорее избавиться. Кроме того, Джон, как никто другой, знал, что не со всяким ответом можно согласиться. Получишь такой неподходящий ответ, а потом еще и расстраивайся.

А вот о случае ему хотелось бы узнать побольше, особенно о случайной смерти.

Перед его внутренним взором вновь предстал Денис Лэйси, как тот упал с грот-брам-рея с высоты пятидесяти футов и потом лежал посреди палубы.

Почему расшибся самый ловкий и быстрый, а не самый медлительный? Почему это произошло в тот момент, когда уже все самое страшное было позади и корабль с остатками экипажа на борту направлялся в Кантон? Джон снова увидел всю эту жуткую сцену в мельчайших подробностях. Картина, впрочем, не заслонила от него пестрого многообразия города на воде. Он увидел лужу крови, в которой лежал Денис с размозженным черепом. Переломанные ребра проткнули ткань рубашки и торчали страшными иглами, грудь вздымалась и опускалась, изо рта и носа шла пена, потом сердце перестало биться. Чтобы отогнать страшное воспоминание, Джон подумал о Стенли Керкби, как на острове Кенгуру его покусал тюлень, цапнувший его, причем весьма чувствительно, за мягкое место. И снова, спрашивается, почему произошло такое, почему непременно нужно было такому случиться? Или вот еще история с квартирмейстером, который вывалился из лодки и его отчаянно пожгла медуза. Потом он еще несколько недель ходил весь в пятнах. И ведь больше им не попалось ни одной медузы, эта оказалась единственной на всю округу. Или взять того же парусного мастера Тисла, которого сожрала акула, его и мичмана Тэйлора, когда их шлюпку накрыло волною чуть ли не у самого берега. Почему погибли именно они, а не какой-нибудь мистер Колпитс, для которого по крайней мере такой конец не стал бы неожиданностью? Так нет же, с мистером Колпитсом ничего подобного не случилось! Более того, он сидит себе теперь преспокойно в Сиднее, получил от губернатора должность управляющего складами, ест, пьет и в ус не дует.

— Таблицы со сведениями о том, как люди живут и умирают, вот что нужно было бы составить, — сказал Джон. — Геометрию такую.

Он даже знал, как это сделать. Вывести постоянные величины, остающиеся неизменными при любой мыслимой скорости. Ему невольно вспомнился хранитель времени и Мэтью. Мэтью сейчас где-то на пути в Англию, вместе с бесценными морскими картами, почтой и котом Тримом. С Мэтью он еще повидается, когда доберется до Спилсби. А вот Шерард остался в Австралии, решил осваивать новые земли, чтобы потом, быть может, построить там гавань. И никакие уговоры не помогли, ничем его оттуда было не выманить.

Мокриджа тоже не было в живых. Три члена экипажа утонули, когда «Катон» наскочил на риф, всего-навсего трое, и один из них оказался Мокриджем! Мало того что все люди разные, мало того что одни из них тебе нравятся, а другие нет, — с этим еще хоть как-то можно смириться. А вот как быть со всеми этими случайностями? То, что случай может вмешаться в любое дело и повернуть все по-своему, — это все-таки очень досадно.

— Так сразу не скажешь, что важнее — точные знания или интуитивное угадывание. Надо подумать, — вернулся Джон к разговору с Уестоллом, оторвавшись усилием воли от своих мыслей, — Я не умею рисовать, я собираюсь стать капитаном. Поэтому, пожалуй, для меня все-таки важнее знания. Я хочу знать как можно больше.

— Ну а теперь, мистер Франклин, расскажите мне о том, что с вами было, — сказал капитан Дане. — Доложите коротко все по порядку!

Это не стало неожиданностью для Джона. Дане хотел составить себе о нем представление. О самом путешествии он наверняка уже все знал от лейтенанта Фаулера. К докладу Джон подготовился. Он заранее продумал, что должно быть в подобного рода рапорте.

Каждый доклад имеет внешнюю сторону, в которой все логически выстроено, ясно и понятно, и внутреннюю, которая наличествует только в голове говорящего. Пытаться избавиться от этой внутренней истории — бессмысленно, это только приведет к бесконечным запинкам, заминкам и будет мешать подбирать нужные слова. Стало быть, нужно отвести на нее определенное время, никак ее при этом не обнаруживая. Еще совсем недавно, всего несколько месяцев назад, он ради таких внутренних образов по многу раз повторял последнее слово, до тех пор, пока эти образы не тускнели, давая ему возможность рассказывать дальше. Теперь он научился делать паузы. Спокойно и хладнокровно он шел на то, что его собеседник мог воспользоваться этой паузой и перебить его, а потом еще и обидеться на Джона из-за того, что он, невозмутимо следуя избранной линии, доводил свой рассказ до конца.

Он начал с хорошо заученной фразы, содержавшей в себе название судна, имя капитана, численность экипажа и орудий на борту, дату выхода из порта в Ширнессе. Далее следовало кратко перечислить основные события, даты, главные точки, все по порядку, стараясь сохранять по возможности гладкое единообразие. Подобная форма изложения считалась наиболее подходящей для порядочного доклада. Пока он не добрался до встречи «Испытателя» с «Географом» — капитан Николас Боудин, тридцать шесть пушек, — Дане терпеливо мирился с его паузами. Но тут он не выдержал и сказал:

— Что вы так долго думаете, мистер Франклин?! Вы же там были, вот и докладывайте!

К такой реакции Джон тоже был готов:

— Когда я рассказываю, сэр, я придерживаюсь своего внутреннего ритма.

Дане с удивлением воззрился на него:

— Такое мне доводилось слышать только раз в жизни. От шотландского церковного старосты. Давайте дальше!

Джон перешел к описанию двухгодичного плавания вокруг Терра-Австралии, или Австралии, как называл для простоты эту землю Мэтью. Поведал о порте Джексон, о пребывании в Купанге на острове Тимор, о страшной болезни, которую в свое время так мечтал победить Мэтью. Сообщил о численности потерь. Обреченное судно, отчаянная борьба тех немногих, кого не тронула болезнь, они откачивали воду из последних сил и только так сумели все-таки удержаться на плаву. О том, как это было — как умирали, как откачивали воду, как боялись заболеть, — Джон умолчал, схоронив воспоминание в паузе. Дансу достались только цифры, географические понятия и паузы. И снова порт Джексон. Губернатор признает судно непригодным к дальнейшему использованию и отправляет на слом. Для возвращения на родину через Сингапур экипаж распределяется по трем судам, это «Дельфин», «Катон» и «Бригадир». Кто хочет остаться в колонии для освоения новых земель, получает разрешение. Большая пауза для Шерарда Лаунда. Все обошлось без долгих споров, у Шерарда свое представление о счастье.

— Ваши паузы становятся слишком долгими, — подстегнул его Дане.

Капитан боялся, что, когда молодой человек доберется до катастрофы, он и вовсе замолчит. «Дельфин» и «Катон», они разбились почти одновременно, глубокой ночью, а ведь «Бригадир» был совсем рядом, и никакой помощи. Капитан Палмер! Жалкий игрок, а теперь еще, как выясняется, и подлец! Не оказать помощь судну, терпящему крушение! Какой позор! Дане с удивлением обнаружил, что он слишком забежал вперед и как-то перестал следить за докладом Джона. Пока он возмущался Палмером, мичман успел его благополучно обогнать, и, несмотря на большую паузу, — в которую уместились кораблекрушение, грохот падающих мачт, крики несчастных, ощетинившиеся кораллы, кровавые раны и мертвый Мокридж, он умудрился уже выбраться на отмель с остатками продовольствия. Голод и ожидание. Офицер применяет оружие и убивает в порядке вынужденной самообороны двух матросов. А вот об этом Фаулер ничего не сказал! Франклин ни словом не обмолвился о бунте, ограничившись сухой констатацией: