Книга Нежные признания - Элизабет Торнтон

Девушка глубоко задумалась, и Барнет чуть слышно вздохнул, но не попросил продолжить. «Терпение», — сказал он себе.

Наконец она снова заговорила:

— Знаешь, я всю жизнь прожила в Англии, за исключением короткой поездки в… в Уэльс. Моя мама была известным египтологом. Она писала статьи для газет о тех местах, которые посетила. Так она зарабатывала себе на жизнь. У нее был псевдоним: Мадлен Вулф. Очевидно, она не хотела, чтобы мы ее нашли.

Барнет вытянул ноги и ждал, когда она продолжит.

— Понятия не имею, почему папа не рассказал мне правду.

— Может быть, — предположил Джеймс, осторожно подбирая слова, — он боялся, что потеряет и тебя. Что когда ты станешь старше, то разыщешь ее и уедешь.

— Сомневаюсь, что она приняла бы меня. Я не обладаю такой целеустремленностью, какая была у нее или у тех отважных женщин, о которых мы слышали на Актовом дне в Сент-Уинифред.

Было что-то вызывающее в том, как она посмотрела на него, поэтому Джеймс решил не продолжать эту тему. Он уклончиво кивнул, прежде чем спросить:

— Леди Коудрей не рассказала тебе ничего, что касалось бы причины, по которой тебя поджидали бандиты и зачем им понадобился дневник твоей мамы?

— Я не уверена. — Фэйт свела брови и задумалась. — Кажется, она считает, что моя мама умерла при загадочных обстоятельствах.

— Что? — изумился он. — И ты столько времени ждала, чтобы сказать мне об этом?!

Она поджала губы и села ровнее.

— Это всего лишь смутное ощущение, которое возникло у леди Коудрей.

— Ну, я очень доверяю ощущениям. Так что же она рассказала тебе?

Казалось, Фэйт на некоторое время перестала дышать. Затем, медленно выдохнув, продолжила рассказ о том, что случилось в ночь смерти ее матери и как леди Коудрей обнаружила дневник Мадлен в своем чемодане по возвращении в Англию.

— И она не знает, как он туда попал? — спросил Джеймс.

— Кажется, нет.

— Что случилось с чемоданом твоей мамы?

— Ой, я даже не подумала спросить об этом, — испуганно встрепенулась Фэйт.

Он на секунду задумался, потом спросил:

— Леди Коудрей никогда не пыталась нанять кого-то, чтобы расшифровать дневник твоей мамы?

— Сказала, что нет.

— Хм… — Он откинулся на спинку сиденья, положил ногу на ногу и сплел пальцы рук. — Сдается мне, леди Коудрей знает больше, чем говорит.

— Я подумала то же самое, но не могла сказать об этом.

Они сидели молча, каждый погруженный в свои мысли.

Наконец Фэйт нарушила тишину:

— Что ты сказал начальнику станции?

Джеймс медленно очнулся.

— Начальнику станции?

— Перед тем, как мы сели в поезд.

— А-а. — Он выпрямился. — Я сказал ему, что слышал выстрелы, доносившиеся со стороны поместья леди Коудрей, и что ты появилась из тумана с криком «Убийцы!». Я посоветовал ему позвонить ее светлости и предупредить, что там бродят бандиты. К сожалению, у нее нет телефона — ни у кого в Челбурне его нет, — но он сказал, что вызовет туда полицию.

Фэйт удивленно покачала головой:

— Что?!

— Челбурн — маленький городок. Я не удивляюсь, что в нем нет телефонов. Здесь ты можешь добраться туда, куда тебе нужно, всего за пять или десять минут. До каждого жителя практически рукой подать.

— Но не до тех, кто живет в Лондоне и желает поговорить с полицией Челбурна.

Ей вспомнилось кое-что еще:

— А мистер Фар? Что будет, когда он расскажет полиции о том, что ты украл его экипаж?

Барнет заговорил с ней таким тоном, будто она была маленьким ребенком:

— Мистер Фар ничего не скажет обо мне. У меня хватила ума не показывать своего лица при совершении преступления. Нет. Как мне кажется, они будут подозревать тех людей, которые стреляли в нас.

Фэйт несколько секунд смотрела на него невидящим взглядом. Затем, чуть кивнув, спросила:

— У меня крупные неприятности, Джеймс?

Он вздрогнул.

— Это вне всяких сомнений. У тебя книга, которую хотят заполучить бандиты. Кто бы ни направил их, он наверняка хочет знать, прочла ты ее или нет и есть ли в ней что-то, о чем не должны узнать другие.

— Если он готов на убийство, чтобы получить ее, значит…

— Должно быть, он скрывает что-то серьезное, что может его дискредитировать или даже привести к виселице.

Она долго молчала, затем прошептала:

— Но как он узнал о дневнике моей мамы? Даже я не ведала о его существовании, пока леди Коудрей не отдала его мне.

— Может быть, она рассказывала о нем кому-то? — Джеймс сощурил глаза, анализируя некоторые детали. Затем повернул голову и посмотрел на нее. — Думаю, кто-то прочел последнее письмо леди Коудрей, адресованное тебе, и сложил одно к одному. Она писала, что у нее есть кое-что от Мадлен, что могло заинтересовать тебя, как ей казалось.

Фэйт с ужасом уставилась на него:

— Ты представляешь, как я себя чувствую после всего этого? Меня могли убить в собственной постели. Кто мог сделать это? — Она стиснула зубы. — Что я говорю? Ты ведь тоже сделал это, не так ли?

Джеймс подался вперед и похлопал ее по руке.

— Да, но я на твоей стороне. Ты не одна. Мы оба связаны с этим теперь. — Он поднес палец к ее губам, чтобы остановить поток слов. — Начальник станции знает мое имя, поэтому можешь быть уверена: пройдет немного времени, и наш общий враг проведает, что я тоже вовлечен в это.

Он встал и зажег лампу.

— Не знаю, как ты, но я умираю с голоду. Давай посмотрим, что здесь есть, чтобы унять наш аппетит.

Фэйт наблюдала, как он снял с верхней полки корзину. Открыв крышку, Джеймс заглянул внутрь.

— Холодный цыпленок, сыр, фруктовый пирог, — перечислил он. — О! Бутылка красного вина, чтобы это запить. — Он улыбнулся ей. — Почему бы тебе не сходить в туалет и не освежиться, пока я накрою на стол?

Она постаралась не выглядеть удивленной и презрительно фыркнула.

— Ты горд собой, не правда ли?

— О, это все не специально для меня. Мы предоставляем это всем пассажирам первого класса.

Если бы Фэйт не была голодна и так сильно не хотела воспользоваться уборной, то сказала бы что-то еще. Она с достоинством вышла из купе, а вернувшись, была не просто удивлена — она была поражена увиденной роскошью.

— О чем думаешь? — мягко спросил он, протягивая ей стакан с вином.

— Я подумала, — ответила она, — могу ли я научиться стрелять?

Как это ни странно, но слова Фэйт обрадовали его.