Книга Девушка с Рублевки - Наталья Баклина

– Лариска! – обернулась ко мне Аленка. – Щелкни меня, а?

Я посмотрела. Действительно, чудо ведь, как хороша. Черные штанишки в обтяжку, оранжевая майка натянута на пышный бюст, красная бандана и светлые пряди по плечам. Улыбается, глаза горят от восторга. Спасибо, Аленка, ведь такой кадр чуть не проворонила. Я пофотографировала несколько минуточек. Бежевая пустыня, бледно-голубое небо, цепочки верблюдов, мальчишки-погонщики, невозмутимые, как сфинксы...

И тут один из «сфинксов», тот, что вел за веревочку моего верблюда, сказал что-то вроде «на» и сунул веревочку мне: передал управление. Потом сказал верблюду «Х-рр!» и отошел поболтать с приятелем. Я вцепилась в веревку, а вдруг животное побежит? И что мне с ним тогда делать? Чем тормозить?

– Ой, а нам? Мы тоже хотим сами верблюдами управлять! – потребовала справедливости Ира.

Мальчишка покачал головой и что-то проговорил на ломаном английском, показывая на верблюдов. Я смогла разобрать «янг» – взмах в сторону «милашек», и «олд» – это уже про моего «аксакала».

– А, понятно, – смирилась Ира. – Получается, что твой, Лариса, старый и опытный, а наши – молоденькие. Только за ним, наверное, идти могут. Прицепом. Знала бы, на этого облезлого верблюда забралась! Ладно, что уж теперь.

Я испытала некоторую гордость за своего «рысака». Ну и что, что старый, лысый, молью изъеденный. Зато жизнь знает и уверенно по ней топает! И других за собой ведет! Гордилась я недолго: начались барханы, и мой верблюд стал флегматично, не меняя темпа, взбираться и опускаться по их зыбучим склонам. А я опять изо всех сил вцепилась руками в веревку, коленями в горб. Когда верблюд поднимался вверх, я наклонялась вперед, потому что мне казалось, что иначе я обязательно свалюсь в песок на спину. Когда он спускался с бархана, подгибая передние ноги, я откидывалась назад, чтобы на этот раз не кувыркнуться вперед.

– Лариска, сделай что-нибудь! Твой верблюд лезет прямо по барханам, и наши следом! – взмолилась за спиной Ира. – Другие вон как-то между ними идут.

– А что я могу сделать с этим экстремалом, он по-русски не понимает!

Верблюд как раз карабкался вверх, и мне пришлось отвечать откинувшись назад. Где наш погонщик? Синяя выцветшая майка мальчишки виднелась где-то слева. Не докричишься. Да и что кричать-то? Мама?

– Ой, мама! – взвизгнула я.

Теперь мой монстр решил перекусить. Заметил кустик верблюжьей колючки и потянулся к ней с бархана. А на то, что я повисла практически головой вниз с его облезлого горба и вот-вот рухну – на это ему плевать. Верблюд изволил покушать! Как там с ним разговаривал мальчишка? Хрюкал. Я похрюкала и подергала скотину за веревочку. Ноль внимания.

Но тут появился наш погонщик, забрал у меня веревку, крикнул верблюду «Хр-р!», стукнув его по шее, и старикан подчинился: спустился с бархана и пошел дальше, выбирая не очень крутые склоны.

– Тут, похоже, даже верблюды женщин игнорируют, – прокомментировала события Татьяна, а я наконец разжала уже болевшие от напряжения колени и ладони.

По пескам мы пробирались около получаса. Совсем скоро оазис, откуда мы вышли, скрылся в бежевых песка, и вокруг нас осталась только Сахара. Я приноровилась к движениям своего верблюда и снова смогла оглядеться. Красиво! Наверное, эти песочные волны хорошо было бы нарисовать акварелью. Надо же, только сегодня утром мы выезжали с цветущего зеленого средиземноморского побережья, и уже через неполных семь часов бредем среди песков Сахары.

День вообще выдался богатым на впечатления. В автобусе первые часа два мы ехали вдоль бесконечных посадок оливковых деревьев, потом пошли пальмовые рощицы, и мы даже остановились у одной попробовать сока. Сок пальмы был прозрачным, как наш березовый. И приторно сладким, с аптечным привкусом. По рассказу гида Абделя, добывают сок просто: делают надрез в стволе, подставляют посуду и получают сырье для местной водки.

Потом местность за окном становилась все пустыннее, и через какое-то время автобус въехал в желто-серую страну: сплошь глинистые холмы, плавной линией перечеркивающие, а иногда и вовсе скрывающие ярко-голубое небо. Наш гид рассказал, что в этих местах снимались эпизоды про родную планету Люка Скайуокера из «Звездных войн». В реальности же на этой «планете» жили свои обитатели, вырывшие себе пещеры в местных холмах. Абдель назвал их троглодитами и завез нас посмотреть в одно такое поселение.

Открытый дворик с веревкой поперек, на которой сушится несколько штанов. По окружности дворика – норы-пещеры. Одна огорожена сеткой, за которой мекают козы, входы в остальные три занавешены цветастыми тряпками. К нам вышла немолодая женщина, одетая в яркий национальный костюм, и стала показывать «комнаты» – сводчатые пещерки-мазанки площадью метров по шесть. В первой пещере стояла двуспальная кровать, расписной комод в углу, на стене – ковер. Во второй, прямо на полу, на войлочной подстилке лежал вихрастый малыш месяцев шести-семи с браслетами из черных и голубых бусинок на пухлых ручках. («Ой, ребенок! Осторожно, не наступите!» – охраняла его от наших ног бдительная Ира). На стуле у стены, рядом с неработающим телевизором, сидел понурый подросток. Потом хозяйка завела нас на кухню с очагом и полками, уставленными глиняной и медной посудой, показала, как она на ручных жерновах мелет зерно. В общем, эдакое троглодит-шоу, этнопредставление специально для туристов. Во всяком случае, я видела в стороне другие пещеры, не такие ухоженные, но явно обитаемые. И других троглодитов, отиравшихся возле местного трехзвездочного отельчика, где мы обедали, и ожидавших, что им вдруг бросят монетку: одноногого калеку на костылях, одетого (в сорокаградусную жару!) в черный засаленный пиджак и штаны с подогнутой на уровне колена брючиной, и мальчишку с белым верблюжонком.

Погонщики стали издавать свои особые звуки, и наши верблюды, незаметно для меня сбившиеся в компактную кучку, стали ложиться на песок, подгибая ноги. Я сползла с горба своего плешивчика и сделала несколько шагов. Ноги слегка дрожали. И, похоже, не только у меня: мой шеф вдруг оступился и чудом не плюхнулся в песок. Мальчишки-погонщики что-то проговорили на своем языке и показали, куда смотреть.

В той стороне садилось солнце, и наконец я увидела, что и небо, и барханы приобрели чуть розоватый оттенок.

Я села рядом с Ирой на песок – смотреть на закат. На несколько минут затихли все, даже верблюды не издавали ни звука. Я отползла чуть выше по склону бархана и оттуда сделала несколько снимков. Потом побрела обратно, стараясь не провалиться в песок. Такой песок я, к слову, видела впервые в жизни: мягкая пудра, тальк, мельчайшая субстанция, шелковистая на ощупь. Мой шеф, видимо, тоже трогал песок Сахары впервые. Он набирал его в горсть и медленно, тонкой струйкой, ссыпал обратно.

Назад мы вернулись быстрее, чем я рассчитывала. Видимо, проводники вели нас по кругу, и на возвращение осталась его меньшая часть. Абдель встретил нас своей неизменной белозубой улыбкой, автобус распахнул дверцы, и мы поехали в отель.

Это был уже третий отель, который я видела в Тунисе, и, на мой взгляд, самый замечательный. Может быть, все дело в контрасте, но когда мы после нескольких часов езды по одуряющей жаре остановились наконец у белых домиков, обнесенных решетчатой, увитой цветами оградой, мне почудилась, что я попала в голливудские декорации тридцатых годов. В какой-то фильм с колониальным сюжетом. Все старинное, достойное, почти антиквариат. И стойка портье из темного дерева, и обтянутая зеленым сукном доска у него за спиной, на которой висят тяжелые ключи с деревянными грушами, на каждой – медный номерок. И обтянутые кожей кресла, и диваны с медными же заклепками, и низкие столы с гладкими столешницами из дерева невиданного красноватого оттенка. Все это я разглядывала, пока мы заполняли анкеты и получали ключи. Для каждого, к слову, отдельный. А потом, когда мы вышли на территорию отеля, я замерла.