Книга Сказки женского леса - Анна Бялко

– Я, если честно, сама толком не знаю – что. Таких случаев, сама понимаешь, у нас не было. Но думаю, с тобой теперь должно случиться то же, что и с подружкой твоей. Как – мне неведомо, но, думаю – тем же способом. Вернешься ко мне, будешь на вешалке висеть.

– И что? – Поверить во все это было почти невозможно, и из Вики попер какой-то юмор отчаяния. – Красивое платьице выйдет?

– Сейчас посмотрим, – дизайнерша оглядела ее оценивающим взглядом. – Ну так, довольно средненько, но с потенциалом, можно будет доработать.

– А поглядеть нельзя? – женское любопытство пересилило чувство страха, чему, впрочем, весьма способствовал абсурд ситуации.

– Запросто. – Фея протянула руку, вытащила откуда-то листок бумаги и карандаш, сделала несколько штрихов.

Через пять минут она протянула Вике листок. На нем резкими, отрывистыми, профессиональными линиями было нарисовано некое довольно странное платьице.

Светло-серенькое, в мелкую клеточку, почти прямое, оно было бы достаточно строгим и даже изящным, если бы не дурацкие рюшки по линии ворота и столь же дурацкие оборочки внизу. Также совершенно не вписывались в образ и воздушные рукава-фонарики. Зато линия красненьких пуговок («Откуда красный взялся – у нее же был только один карандаш?» – еще подумалось Вике) была загадочным образом к месту, и очень платьице украшала.

– Дурацкое оно какое-то, – произнесла Вика вслух. – Ни то, ни се.

– Какое есть, – согласилась художница. – Твоя сущность, не чья еще. Но ты не волнуйся, – решила она утешить Вику, – Можно будет доработать, исправить. Там уберу, тут добавлю – гораздо красивее получится. Эх, да знала бы ты, – воскликнула она вдруг в порыве вдохновения. – Да если б можно было наоборот, из уже законченных платьев – женщин делать, они бы у меня получались такими... Такими... Ведь их же возьмешь каждое, срежешь лишнее, почистишь, деталь-другую вставишь... Ведь это ангелы были бы... Впрочем, – порыв ее угас так же внезапно, – они теперь и есть ангелы... Ладно.

Попытка утешения почему-то не возымела нужного действия в отношении Вики.

– А что, – допытывалась она, – из платьев обратно – никак?

– Никак.

– А если я сама... Изменюсь... Стану лучше, оборочки эти уберу, тогда – все равно никак?

– Деточка, я правда ничего не могу... Конечно, ты бы сама изменилась, с возрастом все меняются, кто лучше, кто хуже, это все так, но ты... как бы уже... Мне жалко, правда, но тут ничего не поделаешь.

– Отпустите меня, ну пожалуйста, – Вика чуть не заплакала.

– Да я же тебя не держу. Я не могу, да мне и незачем. Конечно, иди. А я тебя буду ждать. Вешалку приготовлю...

И трудно было понять, издевается над ней фея, или действительно проявляет заботу...

Вика вышла на улицу, вдохнула изо всех сил холодный воздух. Бр-р. Бред какой-то... Платья, души, оборочки... Бывают же психи! Выбросить скорее все это из головы, забыть, заняться делом...

В руках у нее что-то шуршало. Она сконцентрировалась усилием воли, и поняла, что сжимает неизвестно откуда взявшиеся листики с напечатанным интервью. Господи, а подписать-то его среди всего этого бреда успели?

Вика стала судорожно пролистывать бумажки, стараясь найти подпись дизайнерши. Наконец, на верхнем крае последнего обнаружилось: «С текстом интервью согласна.» И затейливая подпись.

Слава богу! Вика стала складывать листы поаккуратнее, чтоб запихать в пластиковый файл, и тут из пачки вылетел еще один, небольшой, листочек, и плавно спланировал к ногам. Хорошо, в лужу не упал.

Чертыхнувшись, Вика нагнулась, подняла листик, и замерла. На нем, нарисованное резкими, уверенными штрихами, было нелепое серенькое платьице. Пуговки, оборки...

И она вдруг с ужасающей ясностью осознала, что все, случившееся с ней за последний час, было правдой. Самой настоящей правдой, несмотря на всю театральность, сказочность и все, что угодно. И правда эта была страшной.

Потому что Ленка-то действительно умерла. И ей, Вике, сдуру примерившей на себя то, что от Ленки осталось, предстояло теперь повторить ее участь. Нелепо, нечестно, невозможно! Но любые законы логики, равно как измышления современного разума, тут бессильны.

Вика побрела вниз по улице, понурив плечи и уронив руку с бесполезными листиками интервью. Внутри рос, набухая, противный ком то ли страха, то ли безнадежности. Какая разница, возьмут ли ее теперь в штат и когда... Скорей всего, она к этому моменту будет висеть себе тихо-мирно на плечиках рядом с черно-белой Ленкой... Интересно, а платья могут общаться между собой? Хоть потрепаться можно будет... Слабоватое, конечно, утешеньице...

На вечер у них с Сережкой была намечена очередная развеселая тусовка в галерее полупризнанного художника, но Вика вдруг поняла, что не хочет, да и не может никуда больше тащиться, пить дурацкую дешевую гадость, курить до посинения и ловить сомнительный кайф. И к Сережке потом ехать не хочет. И вообще... Добраться до дому, залезть в свою комнату, завернуться в плед... С мамой, может, поговорить... Бедная мама. Как она потом будет без Вики? И папа тоже... Они, родители, конечно, много работают, уходят рано, приходят поздно, и Вика тоже дома не сидит, бывает, по три дня можно не видеться, но все равно – они же любят друг друга... Нет, надо домой, домой...

Викина мама, Людмила Михайловна, вернувшаяся домой с работы, была потрясена открывшейся ей с порога небывалою чистотой их небольшой квартирки. Еще больший сюрприз ожидал ее на кухне – готовый горячий ужин и дочь, сидящая над накрытым на троих столом в простенькой беленькой кофточке и с умытым, без косметики, лицом.

– Веруша! – Ахнула Людмила Михайловна. В отличие от очень и очень многих, она-то знала, как зовут ее дочь. – Никочка! Что случилось? Ты дома? Заболела? С Сережей поссорились?

– Да нет же, мамочка, – Вика старалась говорить спокойно, но давалось ей это нелегко. – Все в порядке. Просто подумала – что-то мы с вами давно не встречались. А папа скоро придет?

В привычной, хоть и давно забытой, но такой уютной домашней обстановке Вике было уютней, страшный ком, хоть и не исчез из нее совсем, но хотя бы затих и не шевелился. Стать бы опять маленькой девочкой, ходить в школу, что ли, историю учить...

Тишину разбил настырный телефонный звонок. Вика неохотно потянулась, подняла трубку. Сережка! Это надо же, заметил, что ее нету, сам позвонил. Кто бы подумал...

– Да, я дома. Нет, не пойду никуда, тут останусь. Не хочется. Почему заболела – говорю же, не хочется. Чего я там не видала? Как приедешь? Куда? У меня родители дома. Нет, не поеду, и к тебе не поеду. Ладно, пока.

В другой день звонок с такими текстами от ее сверхнезависимого бойфренда заставил бы Вику прыгать от счастья до потолка. Чтобы Сережка предлагал зайти к ней домой, волновался о ее здоровье и сам – сам! – уговаривал ее ехать к себе ночевать... От такого можно было запрыгать. Но сейчас она только повесила трубку и плотнее завернулась в плед.