Книга Холодная гавань - Ричард Йейтс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следуя за ее машиной по прямому шоссе с картофельными полями по сторонам (второй раз за вечер он порадовался тому, что она ездит на пыльном хламе начала тридцатых; из этого напрашивался вывод, что на ее горизонте нет богатенького Буратино), Эван Шепард сказал себе, что он будет последним идиотом и главным посмешищем Америки, если нынче упустит эту девушку.
Квартирка занимала нижнюю половину бывшего фермерского дома, и Мэри сумела ей придать обескураживающе интеллектуальный вид: стены были уставлены книгами и пластинками. Но весь этот блестящий антураж девушки из колледжа ей не поможет, подумал Эван, если он предпримет решительные действия — желательно прямо сейчас, пока она тянется к бару… и оказался прав. Достаточно было прижаться к ней сзади и произнести ее имя, и вот она, развернувшись, снова принадлежала ему.
— Как это забавно, — сказала она в его объятиях. Секунду ему казалось, что она готова высвободиться, но нет, она лишь повторила: — «Забавно» не то слово. Ох, Эван…
То ли споткнувшись, то ли покачнувшись, они повалились на студенческую кровать — она же «импровизированное ложе» или, говоря проще, пружинный матрас на полу, — и привстали они с него не для того, чтобы глотнуть свежего воздуха, а чтобы сорвать с себя летнюю одежку.
Ах, может, это и забавно, но факт остается фактом: разве не чудо, он снова влюблен. Ах, вот они грудки, сводившие его с ума еще в школе, и потрясающие ножки, и этот сладкий увлажненный кустик, весь такой живой, у него в ладони. Ах ты, господи… ах, Мэри…
— Ах, Эван… Эван Шепард, — повторяла она.
Они не спешили, бесконечно растягивая удовольствие, продлевая контакт даже после того, как все закончилось.
Лежа на спине, пока восстанавливалось дыхание, Эван помаргивал из-за бившего в глаза света в этой цитадели знаний и культуры, яркого света, который не мешало бы заранее выключить, и очень надеялся на то, что Мэри заговорит первая. Но она молча улепетнула в ванную и пробыла там достаточно долго, дав ему время собраться. Когда она вышла оттуда в легком халатике до колен, он, уже одетый, в состоянии некоего смятения, щурился на корешки книг.
— Кофе? — спросила она.
По крайней мере они пили кофе на кухне, где ничто не напоминало о присутствии интеллекта выше среднего уровня. Уже через пару минут почти вернулась атмосфера былой непринужденности, и он знал, с каким чувством будет возвращаться домой: за рулем сидит сам дьявол.
— До меня дошли слухи о твоем призывном статусе, — сказала Мэри, сидя напротив него. — Я, конечно, порадовалась за Кэти, но и огорчилась за тебя, подумав, что ты, вероятно, мечтал об армии.
— Ну да, ты права, но тут, как говорится, ничего не попишешь. К тому же дело прошлое. Я уже об этом не думаю… в смысле, как раньше, изо дня в день.
— И правильно делаешь, — согласилась она. — Важно отделять сегодняшнюю жизнь от прошлой, верно?
На пороге кухни она приобняла его — на удивление сдержанно, по-дружески.
— Мэри, это было замечательно, — сказал он, уткнувшись носом в копну ее волос. — Ничего, если я к тебе как-нибудь еще загляну? То есть сначала позвоню…
С ответом она собиралась как-то слишком долго.
— Что ж, заезжай, почему нет. Главное, не превращать это в привычку.
Это была единственная неприятная нотка, оставившая у него осадок от славного вечера, и она преследовала его всю дорогу до дома и весь следующий день на работе.
«Главное, не превращать это в привычку». Так могла сказать только холодная, жесткая девушка, и эту ее фразу Эван будет еще долго помнить, потому что в их прошлой совместной жизни, даже когда они отчаянно собачились, он никогда не воспринимал Мэри в таком качестве.
Однажды утром Рейчел осторожно сошла вниз по лестнице в не совсем чистом домашнем халате и остановилась перед гостиной с таким видом, словно собиралась сделать важное заявление. Она по очереди оглядела всех членов семьи — Эвана, оценивающего разворот в утренней газете, Фила, давно приехавшего после своей ночной смены в «Костелло», но так и не прилегшего, мать, накрывавшую на стол, — и наконец разродилась.
— Я вас всех люблю.
Она шагнула в комнату с неопределенной улыбкой на лице. Ее фраза, возможно, произвела бы тот успокоительный эффект, на который она рассчитывала, если бы мать не подхватила ее, чтобы развить в исключительно сентиментальном ключе.
— Ах, Рейчел, какие чудесные, какие замечательные слова! — воскликнула она, обращаясь к мужчинам, словно те, по своей душевной грубости или скудоумию, сами были не способны их оценить. — Разве это не прекрасно, когда девушка произносит такие слова в самое обычное, будничное утро? Рейчел, я считаю, ты пристыдила нас всех с нашими мелочными ссорами и эгоистичными уходами в себя, и такое не забывается. Эван, у тебя необыкновенная жена, а у меня необыкновенная дочь. Рейчел, можешь мне поверить, в этом доме все тебя тоже очень любят, и все мы страшно рады видеть тебя в таком хорошем настроении.
Смущение Рейчел к этой минуте достигло такой остроты, что она с трудом доплелась до своего места за столом; она исподтишка бросила взгляды в сторону мужа и брата, но смысл ее тайного послания пропал втуне. А между тем Глория еще не закончила.
— Я искренне верю, эту минуту мы запомним на всю жизнь. Как наша маленькая Рейчел — точнее, наша большая маленькая Рейчел — спускается по лестнице и говорит: «Я вас всех люблю». Единственное, о чем я жалею, Эван, так это о том, что сейчас здесь нет твоего отца, чтобы разделить с нами общую радость.
Но тут даже Глория, кажется, почувствовала, что зашла слишком далеко. Она наконец умолкла, и дальше завтрак продолжался при сосредоточенном, гнетущем молчании, пока его не прервал Фил.
— Извините, — пробормотал он и отодвинулся от стола.
— Куда это вы собрались, молодой человек? — поинтересовалась Глория. — Потрудитесь-ка сначала доесть яичницу.
— Но послушай, дорогая, — в это время обращался к жене Чарльз Шепард за завтраком в другом конце деревни. — У меня уже не осталось отговорок. Все гораздо проще, чем ты себе представляешь. Заглянем к ним один разок и покончим с этим.
Но Грейс упорно не понимала, почему нельзя пригласить эту женщину к ним.
— Чем не выход? Тем более она знает, что я прикована к дому.
— Нет, не выход.
Чарльз уже не раз пытался объяснить, что не хочет приглашать Глорию Дрейк к ним, так как она может здесь застрять бог весть насколько, а главное, после этого она может к ним зачастить. Сейчас он принялся терпеливо растолковывать это ей в очередной раз, но Грейс, будучи в раздраженном состоянии, поспешила его оборвать:
— Глупости. Ты сам не понимаешь, Чарльз, что говоришь. К тому же, если бы ты знал, как у меня от всего этого поднимается давление, ты бы меня так не мучил.
И он перестал ее мучить. Когда пришло ей время перебираться на весь день на закрытую террасу, он приобнял ее за талию, словно страхуя от возможного падения, и они шажком двинулись к цели.