Книга Побег куманики - Лена Элтанг

То : Liliane Edna Levah,

5, cours de la Somme, 33800 Bordeaux

From: Eugene Levah, Golden Tulip Rossini,

Dragonara Road, St Julians STJ 06, Malta

5, Fйvrier

Лилиан, дорогая!

Ужасно рад, что ты нашла время оторваться от медовых утех с занудой Корвином и написать мне полстранички. Я не писал тебе все это время оттого, что был не уверен, читаешь ли ты мои письма. Я и теперь не уверен.

Пишу тебе, как и прежде, на адрес твоей матери, надписывать конверт именем Корвина у меня рука не поднимается.

Начну с того, что отвечу на твой тревожный вопрос.

Подозреваю, что он явился единственным резоном вступить со мною в переписку… ну да что с тебя возьмешь. Ты всегда была практичной девочкой.

Итак. Фотографии с блошиного рынка, купленные — для меня, заметь! — в Сантьяго-де-Компостела, никуда не делись. Ты пишешь, что на нынешнем Арт Базель похожие снимки с видами Парижа ушли за 300 тысяч? Должен заметить, что ты мало чему научилась, милая Лилиан. То, что с такой помпой продали наАрт Базель 36, это давно известный в мире антикварной фотографии экспонат — Series of die Eiffel Tower. Сделано Эль Лисицким в 1928 году. Ну, Эль Лисицкого ты уж должна знать, объяснять не стану.

Маленькие — девять на тринадцать — прелестные снимочки. Числом шесть. Каждый похож на смерзшийся кусок черного воздуха. Их уже выставляли раньше, и, взглянув на то, что Штейн привез из Сантьяго, я сразу о них подумал.

Но, во-первых, такого везения не бывает. А во-вторых, размер и качество бумаги отличается от серии с Эйфелевой башней, как папская риза от пальмового листа. Ты же знаешь, я не люблю держать фантазии под подушкой, и, разумеется, стоило проверить даже этот крохотный шанс.

В Сент-Морице, в Galerie Gmurzynska, работает Франсуа — парень, с которым я учился в Академии. Я переложил фотографии папиросной бумагой и послал ему почтой, он обещал посмотреть, хотя настроен был до крайности скептично.

Подпись отсутствует, на обороте черт те что понаписано цветными — sic! — чернилами, похоже, на один из снимков даже ставили кофейную чашку.

Ответ от него, наверное, уже пришел, но на мой адрес в Бордо, так что помочь тебе ничем не могу. Твои ключи от моей квартиры, если ты помнишь, остались там, куда ты их швырнула, когда мы разговаривали в июне. С тех пор прошло немало времени, и я понимаю, что ты была права.

Жизнь со мной была дешевой версией программы для обработки фотокопий. Цвета не имели оттенков, кнопки фильтров не работали… Ну, не буду тебя терзать, тебе нынче не до воспоминаний.

Рад, что вы намерены путешествовать, я же намерен вернуться как можно скорее, Мальта делается невыносимой.

Особенно теперь, когда рутинная спокойная жизнь в экспедиции встала с ног на голову. К нам присоединился английский профессор с лицом Дориана Грея, в том смысле, что рядом с его шеей оно выглядит ослепительно молодым. Поверишь ли — виртуальный знакомый Фионы по каким-то академическим сайтам. Боженька, верни меня во времена, когда люди знакомились под сенью цветущих каштанов.

Однако ничего не поделаешь. Профессор Тео Форж — не знаю, вместе пишется или раздельно, — второй день запирается с Фионой у нее в отеле, и уж не знаю, что они делают, но ей, судя по всему, нравится. Глаза блестят, и веснушки заметно побледнели.

Нас он тоже не обошел вниманием. Даже соизволил объяснить, зачем явился на забытый богом островок, правда, я уловил далеко не все.

Какая-то псевдонаучная муть про средневековые чудеса.

Ужас в том, что Фиона загорелась его идеей и собирается задержаться как минимум на две недели.

Мой контракт не позволяет мне покинуть место раскопок, пока руководитель не отпустит меня официально, так что первое, что я сделаю завтра, — подам доктору Расселл официальное прошение, получу свои три тысячи евро — я был невероятно, неприлично экономным! — и вернусь в Бордо первым же самолетом.

Надеюсь, ты найдешь время выпить со мной стаканчик пастиса в добром старом Регенте?

Твой Эжен

Fйvrier, 7

Лилиан, солнце мое!

Напрасно ты сердишься, и уж совсем не стоило тратиться на телеграмму — фотографии не пропадут, парень в Сент-Морице — человек надежный, ему и в голову не придет присвоить то, что принадлежит мне.

А ведь это принадлежит мне, не забывай.

Я теперь все время думаю о результатах экспертизы. Даже спать не могу.

Пытался ему звонить, но в галерее сказали, что он уехал кататься на лыжах, куда-то в Вербье, вернется через десять дней.

Уверен, что пакет и свои соображения он переслал мне перед отъездом.

Нужно вернуться в Бордо как можно скорее, проверить почту и все выяснить. Проклятая американка Фиона и слышать не хочет о моем отъезде.

Когда я изложил ей свои основания — буквально стоя на коленях! — она посмотрела на меня так, будто задвинула щеколду в дровяном сарае и я остался в темноте, на холодном полу, на мокрых опилках.

Мало того что мы до сих пор не свернули лагерь, хотя рабочие уже разъехались, — нам предстоит копать самим, то есть делать черную работу, не указанную в моем контракте, merde, merde!

Этот Тео Кактамегофорж задурил ей голову какой-то рукописью, оба пылают страстью первооткрывателей, хотя младенцу ясно, что здесь, в этой исхоженной вдоль и поперек пустыне, в этом засыпанном конфетными фантиками Гипогеуме, не может быть ни-че-го.

На перроне Лувр-Риволи в парижском метро можно найти больше, чем в этом опустошенном практикантами-археологами лабиринте.

У профессора имеется старая карта, где указано заветное местечко, но добраться до него будет потруднее, чем морочить голову перезрелой американской профессорше. Что ж, поглядим.

Засим остаюсь,

твой Эжен

Целую вечность целую.

МОРАС

февраль, 6

я пристрастился к канеллони с фенхелем и хожу по утрам в кафе у каза рокка пиккола, кафе называется мальтийский сокол, мне нравится, что у них на салфетках вышиты птицы, у сеньоры пардес тоже были такие

похоже, вчера я видел там профессора форжа, того самого, что не взял меня в экспедицию, полуночного англичанина, которому я строгал шоколадку в растворимый кофе

а я так его просил, даже нашел две безнадежно усеянные латынью статьи в интернете

наверное, я слишком этого хотел, и он испугался

если чего-то слишком сильно хочешь, судьба пугается и отвечает уклончиво

с ним были люди, пятеро, это что, те, кого он выбрал? один мальчик даже похож на фелипе, только глаза славянские, светлые, а у фелипе тяжелые каталонские веки и оливковые зрачки, они пили вино верде с хрустящим хлебом и тихо беседовали, там еще была рыжая, очень белая женщина, закутанная в шаль до самых глаз, но я увидел ее кожу, когда она подносила рюмку ко рту, рюмки здесь зеленоватые, с толстым пузырчатым дном, и вино в них выглядит как вода