Книга Уроки верховой езды - Сара Груэн

Я надуваю губы.

— Думай о смысле того, что говоришь, — продолжает он. — О настоящем смысле.

Я рассматриваю траву под ногами, боясь разреветься.

— Как все это объяснить, я пока не знаю, — говорит Дэн. — Случайное сходство выглядит невероятным. Бывает, но не до такой же степени! Быть может, они близкие родственники. После всего, что я тут прочитал, я готов поверить, что у всех трех коней был общий предок. И даже достаточно близкий. Но, Аннемари… блин…

В моих глазах стоят слезы. Дэн делает шаг и заключает меня в объятия, прижимая к груди. Я зарываюсь лицом в его рубашку, мой затылок приходится чуть пониже его подбородка. Господи, до чего же хорошо. Его тепло… Его запах…

* * *

— Что, повеселилась? — спрашивает Ева, когда я появляюсь на кухне.

Она стоит почти в дверях, опираясь одной рукой о стол. Должно быть, наблюдала в окошко.

— Я спрашиваю — повеселилась?

Она почти кричит.

— Ева…

— Ты противная! — бросает она. — Стоило папе уйти, и через десять минут ты уже бойфренда себе завела?

— Все не так, как тебе кажется. Дэн просто…

— И не пытайся оправдываться! Ты похотливая старая тетка! Ты гадкая! Меня от тебя тошнит!

Похотливая? Старая?.. Это с каких пор в тридцать восемь записывают в старухи?.. Я открываю рот для ответа, но Ева уже вылетела в коридор, оставив после себя только запах духов.

— Ева!

— Что тут у вас происходит?

На пороге возникает Мутти, она хмурит брови.

— Папа только-только задремал…

— Не знаю, — говорю я. — Ева за что-то на меня рассердилась.

— Что такое?

— Она превратно поняла кое-что, чему нечаянно стала свидетельницей.

— И что же она такого увидела?

Меня не тянет рассказывать ей. Но если я этого не сделаю, у нее будет только версия Евы.

— Дэн обнял меня на прощание, когда подвозил.

Какое-то время Мутти продолжает мрачно смотреть на меня, потом ее лоб разглаживается.

— Я с ней поговорю, — обещает она.

— Не надо, пожалуйста, — говорю я торопливо, потому что она поворачивается, чтобы уйти. — Я сама. Я просто… я хотела, чтобы она сперва успокоилась, вот и все.

К моему удивлению, Мутти возвращается. Подходит к буфету, открывает дверку и достает две небольшие рюмки на высоких ножках.

— Хочешь «Ягермейстера»? — спрашивает она.

— С удовольствием.

Она ставит рюмки на стол и скрывается в коридоре, чтобы вскорости вернуться с бутылкой. Наливает понемногу в каждую рюмку.

— Здесь сядем или в гостиную пойдем?

Я отвечаю:

— Давай лучше в гостиную.

Устроившись в уютных ушастых креслах, мы молча потягиваем напиток.

— Сколько лет я его не пробовала, — говорю я наконец, разглядывая рюмку на свет.

Лампа красновато-оранжевая, жидкость в рюмке кажется густым янтарем.

— Вкусно…

— Значит, повеселилась нынче с Дэном? — спрашивает Мутти, то ли нарочно, то ли случайно употребив те же слова, что и Ева.

Она смотрит мне прямо в глаза.

— Да, — говорю я, — мы хорошо провели время.

— Чем же вы занимались?

— Посмотрели кино, потом поужинали…

Она неторопливо кивает.

— Молодец, что выбралась развеяться.

— На самом деле это не было свиданием, — говорю я.

— Что же тогда это было? — спрашивает она. — У тебя должна быть личная жизнь.

Я отпиваю из рюмки. Мутти уточняет:

— Если, конечно, ты окончательно бросила Роджера.

— Это он бросил меня, Мутти.

— Я знаю, Schatzlein. Я знаю.

Она так неожиданно употребила это ласковое прозвище, что у меня слезы навернулись на глаза. Я смотрю на ободок своей рюмки, боясь сморгнуть.

— Вы с ним плохо ладили? — спрашивает Мутти.

Я вздыхаю и отворачиваюсь к окошку.

— Нет, — говорю я наконец. — Не то чтобы плохо… Но и особой гармонии не было. Мы, скажем так, просто сосуществовали.

— А потом появилась эта Соня.

— Ну да. Потом появилась эта Соня, и Роджер решил, что простого сосуществования ему мало.

— Консультироваться не пробовали? — спрашивает она.

Я смотрю на нее, пытаясь угадать, к чему она клонит. Потом коротко отвечаю:

— Нет.

— Почему?

— Не знаю. Как-то в голову не приходило.

— А ты хотела, чтобы он остался?

— Не знаю. По-моему, не очень.

Произнеся это, я чувствую что-то вроде освобождения, но Мутти не слишком удивлена.

— Тогда, вероятно, все к лучшему, — говорит она.

— Вот уж не думаю, чтобы Ева с тобой согласилась…

— Да, ей пришлось нелегко.

Я молчу.

— Ты сама знаешь, как это бывает между папами и дочками…

Я быстро возражаю:

— Там ничего подобного не было!

— Ты так в этом уверена, Аннемари?..

У меня едва не срывается с языка уверенное «да!», ведь Роджер никогда не направлял Еву так, как направлял меня папа. Никогда не делал дочь орудием своего личного честолюбия. Потому что Роджер всегда считался с желаниями Евы и ни разу не «наезжал» на нее, внушая дочери, что она разрушит всю его жизнь, если не посвятит свою собственную исполнению отцовской мечты…

Я поднимаю взгляд и вижу, что Мутти наблюдает за мной.

— Я знаю, что на тебя много всего сразу свалилось, Schatzlein, — говорит она мягко, и я понимаю, что она имеет в виду папу, то есть правильно истолковала все отражавшееся у меня на лице. — Потерпи, недолго осталось.

Я мотаю головой, у меня опять на глазах слезы.

— Еще я знаю, что не ты заварила всю эту кашу. Но не надо, чтобы происходящее между Роджером и тобой влияло на отношения Роджера с Евой.

— Это он бросил нас, Мутти! Не мы его, а он нас!

Мутти поднимает рюмку и указывает ею на меня.

— Он разводится с тобой, Аннемари, — произносит она ласково и твердо. — Не с дочерью. К тому же, надобно думать, и ты не без греха. До краха семью можно довести только вдвоем.

Если на то пошло, развода требую именно я, но спорить не хочется. Кроме того, мне надо спросить ее кое о чем.

— К слову, Мутти, — произношу я как можно небрежнее, изучая рисунок на донышке рюмки. — Ты мне так и не рассказала, чем Дэн последние девятнадцать лет занимался?