Книга Несущие кони - Юкио Мисима

Опасность этого произведения в устранении противоречий: автор, Цунанори Ямао, изображает в нем только преданность делу, наверняка для того, чтобы сделать содержание, изложенное в тонкой брошюре, целостным, он сознательно пренебрег многими вещами. Эта книга слишком заострена на чистоте помыслов, составлявших суть восстания, все остальное принесено в жертву объему книги. Обзор событий мировой истории, очевидно, по мнению автора, не заслуживает внимания, опущен даже анализ исторической неизбежности появления правительства Мэйдзи — главного врага восставших. Эта книга всячески избегает контрастов, сопоставлений. Например, знаешь ли ты, что в то же время в том же Кумамото были люди, называвшие себя „Группой из Кумамото”. В 3-м году Мэйдзи[35]в европейскую школу Кумамото прислали учителем героя войны американских Севера и Юга, капитана артиллерии в отставке Дэниса; со временем он начал читать лекции о Библии, проповедовать протестантство, и вот 30 января 9-го года Мэйдзи,[36]в год восстания „Союза возмездия”, его ученик Дандзё Эбина с товарищами, всего несколько человек, собрались на горе Ханаокаяма и, объединившись, в „Группу из Кумамото”, принесли клятву, в которой были и такие слова: „Обратим Японию в христианскую веру и построим благодаря этой вере новую страну". Конечно, начались гонения, дошло до того, что школу закрыли, но тридцать пять единомышленников бежали в Киото и заложили основы университета „Досися”, который открыл Дзё Ниидзима. Их взгляды были прямо противоположны взглядам „Союза возмездия”, но разве в них не обнаруживается проявление пусть других, но столь же чистых чувств. Следует помнить, что в тогдашней Японии, какими бы нереальными, какими бы эксцентричными ни выглядели идеи, у людей, их исповедовавших, существовала надежда на возможность их воплощения, противостоящие друг другу политические идеи сосуществовали в чистом, неприкрытом виде, этим та Япония отличалась от Японии сегодняшней — страны с прочно устоявшейся политической системой.

Я не собираюсь поддерживать идеи христианства или критиковать взгляды членов «Союза возмездия» за косность и нетерпимость. Однако, чтобы понять историю, необходимо тщательно изучать сложные, противоречащие друг другу частности, которые и создают то или иное время, и по ним определять суть целого, исследовать элементы, сообщающие частностям их особенности, и подвергать их общему, взвешенному анализу.

Мне представляется, что именно в этом состоит смысл изучения истории. Дело в том, что в любой период времени настоящее ограничено видением отдельной личности, и охватить его целиком чрезвычайно сложно. Будь это возможным, история стала бы источником сведений, своего рода зеркалом: каждый час, каждую минуту настоящего люди, живущие в какой-то части мира, воспринимали бы в целом мир, который стало возможным видеть сквозь время, благодаря истории, и потому человек смог бы расширить свой узкий, личный взгляд на события и явления. Именно в этом заключалась бы привилегия в отношении истории, которой должен наслаждаться современный человек.

Изучать историю — решительно не означает принимать некоторые частные особенности прошлого или абсолютизировать частные особенности настоящего. Не приходить в восторг, когда сложенная из разрозненной мозаики прошлого картинка вписывается в настоящее. Подобное просто игра в историю, детское развлечение. Как бы они ни были похожи — чистота вчерашнего дня и чистота дня сегодняшнего, следует помнить, что исторические условия делают их разными, скорее для того, чтобы определить родство этих чувств, следует востребовать «противоположные идеи» той же эпохи, именно эту скромную непритязательную позицию должен занимать „я сегодняшний”. Следует считать, что таким способом проблемы истории превращают в абстрактные, и человеческий, внеисторический фактор «чистота» начинает играть важную роль. Ведь тогда одни и те же исторические условия становятся всего лишь постоянными математических уравнений.

Молодых людей нужно более всего предостерегать от смешения понятий „чистота” и „история”. Опасность твоего увлечения «Историей „Союза возмездия”» видится мне именно в этом. Я полагаю, что историю надо всегда воспринимать в целом, а чистота — это не историческая реалия.

Мои предостережения и наставления, наверно, представляются тебе чрезмерной заботой. Я как-то незаметно перешел в возраст, когда, встретив молодого человека, начинаешь давать советы, о которых тебя не просят. И это, конечно, потому, что я верю в твою проницательность: надо ли давать такие длинные наставления молодому человеку, от которого нечего ждать.

Я не могу не восхищаться твоей почти величавой силой, которую оценил во время турнира в храме, твоей чистотой и чувствами, но все-таки больше полагаюсь на твой разум и любознательность и от всего сердца надеюсь, что, не забывая о своих основных занятиях, ты займешься исследованиями, которые могут стать ценным историческим материалом.

Обязательно заходи, когда будешь в Осаке. Мы всегда тебе рады.

Конечно, когда рядом такой отец, ты всегда можешь с ним посоветоваться, но если возникнут какие-то проблемы, которые тебе потребуется обсудить с кем-то еще, я буду рад оказаться этим человеком, поэтому, пожалуйста, не стесняясь, обращайся ко мне.

Господину Исао Иинуме

Сигэкуни Хонда».

Дочитав наконец это длинное письмо, юноша вздохнул. Содержание не вызвало у него восторга. Он был абсолютно не согласен с Хондой. И не понимал истинных намерений человека, который пусть даже когда-то и был знаком с отцом, но написал длинное письмо, дышавшее отеческой заботой и теплотой, молодому человеку после первой встречи, притом что сам был важной фигурой — судьей Апелляционного суда. Это было как-то ненормально, даже глупо, но юношу тронули откровенность и любовь, с которой было написано письмо. Ему еще ни разу не выказывали столь прямо свои чувства люди такого уровня. Вывод был только один: «Без сомнения, книга все-таки взволновала господина Хонду. Он боится признать это в силу возраста и положения, но он, конечно, „чистый” человек».

Хотя написанное не отвечало его чувствам, Исао не смог обнаружить в письме того, что его отталкивало бы.

И все-таки Хонда как-то сумел извлечь из истории специфику времени, заставил время остановиться и схематически передал его. Это, наверное, свойство служителя закона. Разве история какого-то отрезка времени, который он назвал «полным портретом», есть всего лишь схема, «повесть в картинах», неодушевленный предмет?

«Этот человек ничего не смыслит в нашей морали, стремлениях, в том, что это такое — быть японцем по крови», — подумал юноша.

Все еще тянулась скучная лекция. Дождь за окном усилился, к влажной духоте в аудитории примешивался тяжелый кислый запах, исходивший от тел изнывавших на занятии молодых людей.

Наконец лекция закончилась. Ощущение было такое, будто приговоренный к смерти петух бил-бил крыльями и вот наконец затих, успокоился.

Исао вышел в сырой коридор. Его поджидали Идзуцу и Сагара.