Книга Царство Небесное силою берется - Фланнери О'Коннор

ГЛАВА 6

На следующий день он понял, что упустил свой шанс, но было уже слишком поздно. Лицо Таруотера снова закаменело, а металлический блеск в его глазах напоминал о железной двери сейфа, взломать который нечего и пытаться. Рейбер с пугающей ясностью ощущал, как его внутреннее «я» четко поделилось на две части: по одну сторону остался фанатик, яростный и бескомпромиссный, а по другую — трезвый рационалист. Фанатик видел — и хотел видеть — в мальчике врага, но Рейбер знал, что никакая другая дорога не может завести его дальше от намеченной цели. Ему приснился кошмарный сон, в котором он гнался за Таруотером по бесконечному переулку, который ни с того ни с сего развернулся петлей, и преследователь с преследуемым поменялись ролями. Мальчик настиг Рейбера, нанес ему оглушительный удар по голове и исчез. И с его исчезновением Рейбера охватило безграничное чувство легкости, и проснулся он в радостном предощущении, что ночью Таруотер сбежал. За это чувство ему сразу стало стыдно. Он тут же разработал план на день, разумный и не оставляющий ни одной свободной минуты, и в десять часов все трое уже шагали по направлению к Музею естествознания. Рейбер решил расширить кругозор мальчика, познакомив его с отдаленными чешуйчатыми предками и с бездонными глубинами давних, малоисследованных времен.

Часть пути совпала с местами их ночной прогулки, но по этому поводу ничего сказано не было. О том, что произошло, напоминали только круги под глазами у Рейбера.

Пресвитер ковылял рядом, то и дело присаживаясь, чтобы поднять с земли какую-нибудь дрянь, а Таруотер, во избежание скверны, шел поодаль, в добрых четырех футах в сторону и чуть впереди. «Мое терпение безгранично, мое терпение безгранично», — повторял про себя Рейбер.

Музей находился по другую сторону от городского парка, через который они еще не ходили. Когда они дошли до парка, мальчик побледнел, словно был поражен тем, что в центре города может расти лес. Зайдя в парк, он остановился и стал оглядывать огромные деревья, чьи древние ветви шелестели и переплетались над головой. Сквозь них проникал солнечный свет и пятнами усеивал бетонные дорожки. Рейбер понял, что мальчика что-то беспокоит. А потом догадался, что это место напоминает ему Паудерхед.

— Давай-ка присядем, — сказал учитель.

Ему одновременно хотелось и передохнуть, и как следует присмотреться к взволнованному состоянию мальчика. Он сел на скамейку и вытянул ноги. Пресвитер тут же взобрался к нему на колени. Шнурки у него оказались развязаны, и Рейбер принялся завязывать их, на какое-то время перестав обращать внимание на мальчика, с нетерпеливым выражением стоящего рядом. Закончив завязывать шнурки, учитель оставил малыша сидеть у себя на коленях, тот раскинулся поудобнее и расплылся в улыбке. Его светлая макушка как раз пришлась учителю под подбородок. Рейбер смотрел поверх нее, ни на чем конкретном не сосредоточив измяла. Потом он закрыл глаза и в темноте, которая отгородила его от остального мира, забыл о присутствии Таруотера. Внезапно его снова охватил и зажал в тиски мучительный и ненавистный приступ любви. Не следовало ему брать малыша на колени.

Его лоб покрылся капельками пота; вид у него был такой, как будто его гвоздями приколотили к этой скамейке. Он знал, что стоит ему только преодолеть эту боль, встретить ее лицом к лицу и одним грандиозным усилием ноли отказаться ее замечать — и он будет свободен. Обеими руками он крепко обнял Пресвитера. Источник боли был именно здесь, но здесь же был и ее предел, способ утолить ее и утешить. Он понял это в один из самых кошмарных дней своей жизни, когда попытался утопить малыша.

Он привез его на пляж, за двести миль от дома, намереваясь, как только представится такая возможность, разыграть несчастный случай и вернуться домой осиротевшим. Стоял прекрасный тихий майский день. Пляж, почти пустой, плавно переходил в степенную громаду океана. И ничего кругом не видно, кроме бескрайней океанской дали, и неба, и песка, и еще какой-нибудь маленькой, словно из палочек составленной, человеческой фигурки вдалеке. Он посадил Пресвитера на плечи и, когда вода дошла ему до груди, подкинул радостно хихикающего ребенка в воздух, а потом быстро опустил в воду, спиной вперед, и держал его там, глядя не вниз, на то, что делал, а вверх, на невозмутимое, ко всему безразличное небо, не то синее, не то белое.

Он почувствовал, как яростно ребенок пытается освободиться из его рук, и с мрачной решимостью стал наращивать собственную силу, с которой давил вниз. Через секунду ему показалось, что он пытается удержать под водой гиганта. Он удивился и посмотрел вниз. Первобытный страх и отчаянное желание спастись исказили лицо под водой, превратив его в страшную гримасу. Рейбер машинально отпустил руки. Затем, осознав, что он делает, он с новой силой и злобой стал давить на ребенка, пока тот не перестал дергаться у него под руками. Рейбер стоял в воде, весь мокрый от пота, безвольно отвесив челюсть: совсем как Пресвитер. Подводный ток подхватил тело и чуть было не унес, но Рейбер вовремя пришел в себя и поймал его. Потом он посмотрел на него еще раз, и его вдруг охватил приступ безграничного ужаса, стоило ему только представить свою дальнейшую жизнь без ребенка. Он начал кричать что было сил. С обвисшим детским тельцем на руках он кое-как выбрался на берег. Пляж, который только что казался пустым, вдруг наполнился незнакомыми людьми, спешившими к нему со всех сторон. Лысый мужчина в шортах в красную и синюю полоску сразу стал делать искусственное дыхание. Откуда ни возьмись, появились три безостановочно причитавшие женщины и фотограф. На следующий день в газете напечатали снимок, запечатлевший спасителя, склонившегося над ребенком, полосатой задницей в объектив. Рейбер стоял рядом с ним на коленях, с отчаянным выражением на лице. Подпись под снимком гласила: «Сына возвращают к жизни на глазах у обезумевшего от радости отца».

В его мысли резко ворвался голос мальчика:

— Ты только и делаешь, что нянчишься с этим недоумком!

Учитель открыл воспаленные мутные глаза. Он словно пришел в себя, как после удара по голове. Таруотер смотрел в его сторону:

— Ты идешь? Пошли! Если нет, я пойду по своим делам. Рейбер не ответил.

— Пока, — сказал Таруотер.

— И какие, интересно знать, у тебя здесь дела? — хрипло спросил Рейбер. — Отправишься в очередную богадельню?

Мальчик покраснел. Он открыл рот, но ничего не сказал.

— Я нянчусь с недоумком, на которого ты даже взглянуть боишься,— сказал Рейбер.— Посмотри-ка ему в глаза.

Таруотер на секунду задержал взгляд на макушке Пресвитера и тут же отдернул его прочь, как палец из пламени горящей восковой свечи.

— А мне что на него смотреть, что на собаку, — сказал он II повернулся спиной.— Тоже мне, пугало.

Через секунду, как будто продолжая незаконченную мысль, он пробормотал:

— И еще я бы скорее собаку крестил, чем его. Толку было бы ровно столько же.

—А кто вообще говорил про крестины? — спросил учитель. Это что, пунктик у тебя такой? Ты эту заразу от парика подцепил?