Книга Каталина - Уильям Сомерсет Моэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В монастыре тайное быстро становилось явным, и, хотя донья Беатрис никому не говорила о своих планах, монахини скоро поняли, что означало повышенное внимание аббатисы к этой симпатичной девушке. И одна из них сказала Каталине, что они будут счастливы, если она останется с ними навсегда. А благородная дама, жившая в монастыре, потому что ее муж воевал где-то за морями, поведала Каталине, что с радостью стала бы монахиней, не связывай ее узы брака.
— На твоем месте, дитя, — продолжала она, — я бы попросила аббатису, чтобы она взяла тебя послушницей.
— Но я собираюсь замуж, — удивленно ответила Каталина.
— И всю жизнь будешь сожалеть об этом. Мужчины по своей природе грубы, злы, эгоистичны и неверны женам.
Взглянув на серое морщинистое лицо дамы и ее оплывшую фигуру, Каталина подумала, что ее муж, возможно, действительно не лишен недостатков, но мог привести аргументы, говорящие в его пользу.
— Как ты можешь колебаться, когда небесный жених открыл тебе свои объятья? — и дама положила в рот очередную конфетку.
В другой раз, в час отдыха, высокородная гостья ущипнула Каталину за щечку и, улыбнувшись, сказала:
— Я слыхала, в нашем монастыре скоро появится маленькая святая. Ты должна поминать меня в молитвах, ибо я большая грешница и могу попасть в рай лишь с твоей помощью.
Каталина испугалась. Она не хотела становиться ни монахиней, ни тем более святой. Она начала вспоминать как бы невзначай брошенные фразы, на которые ранее не обращала внимания. И с ужасом поняла, что все ждут от нее вступления в монастырь. В тот вечер она вошла в молельню аббатисы со смятенной душой. Волнение девушки не укрылось от глаз доньи Беатрис.
— Что случилось, дитя? — спросила она, неожиданно прервав Каталину, которая что-то рассказывала. Та вздрогнула и покраснела.
— Ничего, ваше преподобие.
— Ты боишься сказать мне? Разве ты не знаешь, что я люблю тебя, как родную дочь. Я надеялась, что ты питаешь ко мне хоть каплю привязанности.
Каталина разрыдалась, и аббатиса протянула к ней руки:
— Подойди ко мне и расскажи, что беспокоит тебя. Каталина подошла и села у ног аббатисы.
— Я хочу домой, — всхлипывая, прошептала она. Донья Беатрис замерла, но тут же взяла себя в руки.
— Разве ты не счастлива здесь? Мы делаем все, чтобы ублажить тебя. Ты — всеобщая любимица.
— Эта любовь связывает меня по рукам и ногам. Я — как кролик, попавший в силок. Монахини, благородные дамы, все воспринимают как должное мой уход в монастырь. Я этого не хочу.
Аббатису охватила ярость на этих глупых женщин, предавших ее в своем усердии, но ничего не отразилось на ее холеном лице.
— Никто не хочет совершить над тобой насилие. Ты можешь стать монахиней лишь по своей воле. И не стоит винить их в том, что, полюбив тебя, они не хотят, чтобы ты покинула монастырь. И я была бы рада, если бы святая дева разбудила в твоем сердце желание стать одной из нас, тем самым отблагодарив небо за оказанную великую милость. Ты прославила бы нашу обитель. Мне знакомо не только твое смирение и благочестие, но и то, что у тебя ясная голова. Слишком редко в невестах Христа ум сочетается с добротой. Я — старая женщина и мне уже тяжело нести груз моих обязанностей. Возможно, думать об отдыхе и грешно, но я испытала бы огромное облегчение, будь ты рядом со мной, а в должное время, когда наш создатель призовет меня к себе, смогла бы занять мое место.
Она замолчала, и в ожидании ответа нежно погладила щеку девушки.
— Ваше преподобие очень добры ко мне. Не знаю, как отблагодарить вас за столь щедрое предложение. У меня разорвется сердце, если вы сочтете меня неблагодарной, но я недостойна такой чести.
Хотя слова Каталины и не содержали прямого отказа, от аббатисы не укрылся истинный смысл ответа. И ее настойчивость, чувствовала она, вызовет лишь возрастающее противодействие. Донья Беатрис не признала поражения, но сочла необходимым пойти на временное отступление.
— Решение можешь принять только ты сама, прислушавшись к голосу совести, и я далека от мысли оказать на тебя какое-нибудь давление.
— Так я могу вернуться домой?
— Ты свободна в своих поступках. Я лишь прошу тебя, из уважения к исповеднику, провести в монастыре назначенный им срок. Я уверена, что ты позволишь нам наслаждаться твоим очарованием несколько оставшихся дней.
Каталина не могла не согласиться. Аббатиса отпустила ее, поцеловав в лоб, села в кресло и глубоко задумалась. Она не привыкла к тому, чтобы кто-то брал над ней верх, тем более какая-то девчонка. Но донья Беатрис подавила бушующие в ней страсти, ибо такое важное дело требовало холодного рассудка, и скоро в ее изобретательной голове созрело несколько возможных вариантов. Она тщательно взвешивала их преимущества и недостатки, считая себя вправе использовать любые средства, не содержащие в себе элемента греха, чтобы, обеспечив благополучие девушки в этом мире и прямую дорогу в рай в следующем, достигнуть желанной цели и прославить орден. В первую очередь следовало предпринять еще одну попытку и все-таки убедить Каталину уйти в монастырь. И сделать это мог лишь один человек — дон Бласко де Валеро, епископ Сеговии. Он совершил чудо, излечив Каталину, его высокий сан и святость вызывали необходимое благоговение. Донья Беатрис подошла к столу и написала епископу письмо с просьбой прийти к ней, так как ей необходим его совет.
Епископ обещал прийти на следующий день и с пунктуальностью, необычной для Испании, явился в точно назначенный час. Аббатиса сразу перешла к делу.
— Я хотела поговорить с вашей светлостью о Каталине Перес.
Епископ присел на краешек предложенного аббатисой кресла и ждал, опустив глаза.
— По совету исповедника она удалилась в наш монастырь. Мне представилась возможность поговорить с ней. Она образованней многих благородных дам. Ее манеры и поведение безупречны. Она искренне любит нашу госпожу, пресвятую деву, и достойна стать невестой Христа. Мне кажется вполне естественным, если, в благодарность за проявленное к ней милосердие, она посвятит жизнь служению господу богу. Она могла бы стать гордостью нашего ордена, и я не колеблясь приняла бы ее в этот монастырь, несмотря на низкое происхождение.
Епископ молча кивнул.
— Девушка молода, — продолжала аббатиса, — она не знает, как распорядиться своей жизнью, ее влечет мирская суета. Я слишком грешна и невежественна, чтобы говорить с ней об этом деликатном деле. И мне подумалось, что кто, как не вы, сможет помочь ей найти себя и объяснить, в чем состоит ее долг и где она обретет счастье и покой.
— Я стараюсь не иметь дела с женщинами, — сказал, наконец, епископ. — И никогда не исповедую их.
— Мне хорошо известно, что ваша светлость сторонится нас, но тут совершенно особый случай. Вы вернули ее к жизни, и теперь вы не можете бросить на распутье. Это равносильно тому, чтобы вытащить утопающего из ледяной воды и оставить на берегу умирать от голода и холода.