Книга Путь диких гусей - Вячеслав Софронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— За что же они меня так? За что? — повторял он через каждый шаг, со злостью срывая с головы старую шапчонку и ударяя себя во впалую грудь.
— Были бы живы мои сыновья, они б им показали! А уж что они бы "показали" воинам хана Едигира, вслух сказать Назис не решался. Но верил, что в обиду его бы не дали…
Уже на подходе к селению встретил он Сеида, гнавшего своих овец обратно с выпаса. Глаза у пастуха беспокойно бегали, и весь он был какой-то встревоженный, изрядно испуганный чем-то.
Увидев Назиса, чуть приостановился, проговорив:
— Эко дело… Живой никак? А старуха твоя к реке всю ночь бегала, глотку драла. Думала, что прибрал тебя водяной наш. А ты вон живой…
— Только что и живой, — без всякой радости согласился Назис. — Чего, здорово моя-то убивалась? — Ему интересно было услышать, что вечно недовольная его баба вдруг проявила заботу о пропавшем муже.
— Не скажу, что так здорово, как молодые девки по убитым своим парням ревут, но все-таки… Подходяще…
— Лодку у меня отобрали, — без всякого перехода сообщил рыбак.
— Ха, лодку, — хмыкнул Сеид, — я вон четырех овечек не досчитался. Как корова языком слизала.
— Хороша, видать, корова, — подначил его Назис.
— А то не хороша! Наскочили несколько конных и, не спрося, схватили в седла и будь таки. Парнишка мой прибег с поля, орет: "Батяня, конные налетели!", а у самого щека в крови. Хлестанули плетью. Вот. И он жалостливо всхлипнул.
Назису стало как-то легче, что не он один пострадал, лишившись лодки, но и у соседа тоже горе. И даже поболе его.
Медленно ковыляя за успевавшими хватать остатки жухлой травы, торопливо перебирающими коротенькими ножками овцами, он поведал свою историю. Рассказал и про осетра, и про молодого, чуть не утонувшего парня, и про других пловцов, и как за ними гнались по берегу степняки.
Сеид слушал, поддакивал и все крутил головой, ожидая, что конные вернутся за остальными его овечками.
И точно. Уже у ворот селения позади послышался конский топот, и в клубах пыли выскочили пятеро наездников, отчаянно наяривавших коней плетками. Но к удивлению мужиков, не замедляя рыси и даже не взглянув на них, проскочили в ворота и скрылись за поворотом.
— Может, гонится за ними кто? — испуганно спросил посеревший лицом Сеид и еще быстрее закрутил головой и погнал своих овечек с предельной скоростью, на которую они были способны.
Не заходя в свою землянку, Назис отправился на майдан, куда проследовали всадники. Там уже собрались мужчины-поселяне, дети и несколько наиболее любопытных женщин, державшихся чуть в стороне.
Назис увидел старшего внучонка и отправил того предупредить старуху, что жив-здоров и скоро заявится домой. Сам же пошел в центр небольшой толпы, степенно здороваясь с мужчинами.
Тем временем один из приехавших поднялся на обрубок бревна, лежащего тут с незапамятных времен, и внимательно осмотрел собравшихся. Был он, этот прибывший, в годах, с рыжей выщипанной бородкой, тощ телом, видно, от какой-то давней хвори, с низким покатым лбом и дряблой кожей на впалых щеках. Назис видел его среди нукеров Карим-бека и уже примерно догадался, о чем поведет речь.
— Мужчины, — обратился рыжебородый к поселянам, — беда к нам пришла… — чуть помолчал, видно, не мастак был речи держать, а потом продолжил сиплым простуженным голосом:- Степняки нагрянули большим числом и схватили нашего хана… — При этих словах по толпе прокатился шум, все заговорили, заперешептывались, оценивая услышанное. — Теперь идут они на Кашлык, и прислал меня ваш хозяин и защитник, Карим-бек. Он сказал: "Пусть все мужчины берут оружие и спешат в мой городок, где их ждет еда и буза. Храбрые смогут отличиться в бою и получить награду", — вот что сказал наш повелитель.
Он замолчал, ожидая ответа поселян.
— Значит его, бека, мы защищать побежим, а наших жен и детишек пусть враги берут голыми руками, — негромко проговорил охотник Азат.
— А скотину куда девать, — подал голос подоспевший Сеид, — у меня уже половину овец увели… Так и остальных отдать? Так что ли?
Рыжебородый отер губы левым запястьем и чуть усмехнулся.
— Степняки вас и баб ваших, как тех овец, перережут и не пикнете. Еще сами к беку прибежите защиты просить. Глядите… — с расстановкой и потаенной угрозой проговорил он и запрыгнул на коня.
Конники ускакали, оставив народ на майдане озадаченным и придавленным неожиданным известием.
— Так чего делать будем? — обращаясь ко всем сразу, спросил охотник Азат. — К беку пойдем или тут останемся?
— Надо скот и баб с детишками в лесу прятать, — выкрикнул Сеид, — а самим понаблюдать, чья у них возьмет. Тогда и решим куда идти…
Посудили, порядили и решили, что, как ни крути, а получается Сеид прав, куда ни кинь. Бросать своих детишек и баб без защиты не с руки, и надо прятать их, да и самим голову совать не охота.
Тут еще одна из женщин привела парнишку из соседнего селения, который рассказал, как степняки побили всех мужчин, а шаман со старухами и другими женщинами сожгли сами себя.
Это известие подействовало на всех, как удар бича, и вскоре майдан опустел — народ весь рванулся по землянкам собирать скарб перед уходом в урман.
Назис, едва влез, кряхтя и охая, в свою землянку, как был встречен бранью своей старухи, клявшей его и весь род мужа за то, что бросил ее одну и опять явился без рыбы.
— Цыц, ты, — прикрикнул на нее рыбак, — остынь! А мне-то сказали, что ты меня искать к реке выходила и слезы даже лила. Да, видать, ошиблись люди. Так-то…
Старуха еще пошумела, попричитала и неожиданно заплакала, жалуясь и на судьбу свою горькую, и что не пришли еще ребятишки, посланные с утра в лес набрать грибов, и что надо срываться с места и бежать прятаться невесть куда…
Назис меж тем с жадностью набросился на остывшую похлебку, оставленную заблаговременно для него ворчливой хозяйкой. Но не успел он утолить голод, как опять услышал удары копыт, а вслед за тем и топот ног односельчан, спешивших опять на майдан.
— Во, времена пошли, — хмыкнул он, торопливо уминая остатки еды, — и поесть спокойно нельзя. Все какие-то гонцы наезжают…
На этот раз в селение пожаловали и вовсе неожиданные гости. То были два шейха из отряда Кучума, посланные для обращения народа сибирского в истинную веру, а с ними два воина для охраны. Это были не кто иные, как Ишкельды и Томасы, искупившие свою вину при штурме крепости. Они все еще не снимали черных повязок смертников, гордясь тем и похваляясь перед окружающими.
Сопровождать шейхов вызвались они по доброй воле, узнав, что те едут в селение Бабасаны, где они побывали прошлой ночью и нашли двух прелестных девушек себе по нраву. Девушки не отказали им в ласках, и теперь оба джигита надеялись увидеть их вновь.
Сумрачные шейхи, сойдя с коней, дожидались, пока на майдан подтянется весь народ, и с нескрываемым презрением и брезгливостью рассматривали землянки сибирцев, воротя носы от зловоний.