Книга Боевой режим - Юрий Гутян

От этой новости у них и их подопечных появляются новые силы, чтобы держаться за жизнь….

— Юра, ты похож на кришнаита, — пошутил Алексей, чтобы как-то снять напряжение от затянувшегося ожидания, намекая на черный резиновый ремешок с гарнитурой радиостанции, выглядывающие из-под военно-морской шапки.

— Тогда на военно-морского кришнаита — поправил я, и мы дружно рассмеялись.

— Вы готовы? — Спросил старпом, получивший какую-то команду по трансляции.

— Готовы!

— Тогда — поехали!

Баркас, в котором мы сидели, стал плавно опускаться, и чем он ниже опускался, тем сильнее поражала своей мощью нависшая над нами стальная громада «Кузнецова».

Приводнились. Волны нещадно бросали баркас словно щепку. Ощущения на аттракционе «Американские Горки» — ничто по сравнению с тем, что мы испытывали.

Отцепились. Над самыми нашими головами со свистом пролетела следящая — массивная железная болванка при помощи которой осуществляется крепеж баркаса или катера при их подъеме на корабль или спуске на воду. Затарахтел двигатель, и мы стали отходить от борта авианосца, взбираясь на огромные волны и поднимая тучи ледяных соленых брызг, пока не заняли требуемую позицию.

Еще раз оценил условия для предстоящей работы. Конечно, нам и водолазам придется не сладко, но за ограничения по погоде мы не выходим. Тренировку и учения проводить вполне можно. Доложил руководителю полетов.

Подполковник Михайлов (сегодня ему предстоит руководить полетами на авианосце) попросил еще раз уточнить условия для работы. Позже Владимир Александрович говорил, что, глядя на то, как швыряет наш баркас, очень сомневался, решусь ли я работать в таких условиях. У меня сомнений не было, и вот с полетной палубы авианосца донесся звук запускаемых двигателей вертолета. Через некоторое время для выполнения задания к нам вылетел Ка-27ПС.

Баркас находился чуть меньше километра на траверзе авианосца, по левому его борту. Работал точно так же, как когда-то «за речкой»: сначала обозначал себя ракетой, а при подходе на зависание зажигал оранжевые дымы и голосом информировал командира экипажа об условиях работы. Позже, на предварительном разборе полетов, командиры экипажей говорили, что им работать было легко. При реальном спасении терпящих бедствие такой помощи врядли получишь.

Из-за большого наката нас изрядно болтало и периодически окатывало волной. Сидя на баночке работать, было невозможно. Пришлось забраться как можно выше, а ведь чем выше от воды, тем шире амплитуда качки.

Я не знал, что у меня есть акробатические способности, пока уцепившись за рубку баркаса рукой, ногой и, казалось, откуда-то взявшимся хвостом не поруководил «спасением» с воды манекена, а потом и человека.

Водолазы-спасатели сначала потренировались на манекене, опускаясь с бортов, меняющих друг друга вертолетов, а потом подошла и очередь Вадима Кузнецова — по сценарию он сегодня должен сегодня изображать из себя терпящего бедствие. Именно его будут сегодня вызволять из водной пучины.

— Не передумал еще? — Поинтересовался я у него перед тем, как дать команду на отправку его за борт.

— Все нормально. К работе готов! — перекрикивая рев двигателей вертолета и шум ветра, поднятого его лопастями, отозвался наш «терпящий бедствие».

— Тогда — пошел! — скомандовал, услышав доклад командира экипажа очередного вертолета-спасателя о развороте на боевой курс.

Вадим Кузнецов как бы нехотя полез за борт, и вот он уже далеко за кормой, в своем оранжевом гидрокостюме. Нас связывает только страховочный трос. Незаурядного мужества требуется для принятия решения окунуться в холоднющую воду, тем более при таком волнении, как сегодня….

Из-за давящего груза ответственности с человеком работать гораздо сложнее, чем с манекеном. Я не замечал ни качки, ни нависающих порою над баркасом маслянисто-серых волн Атлантики, не чувствовал ледяных брызг, заливающих глаза. Все внимание только на своевременную подачу команд на пуск сигнальных ракет и зажжение дымов, зависший вертолет, опускаемого с него водолаза-спасателя и нашего «терпящего бедствие».

Наконец Вадим Кузнецов оказался «спасенным» и благополучно поднятым на борт Ка-27 ПС, который ушел на авианосец для совершения посадки.

Учения закончились. Все, что требовалось от меня, я сделал. Можно расслабиться.

Повернувшись, чтобы получше рассмотреть наш корабль, чей стремительный элегантный вид особенно прекрасен, когда смотришь на него с удаления около четырех-пяти кабельтовых, со стороны левого борта, непосредственно с водной поверхности, к своему удивлению, при очередном крене баркаса на мою сторону увидел перед самым носом стену воды. Жутковатое зрелище.

Мы начали движение домой, к такому желанному родному «Кузе».

После подъема на СПУ корабля и трехчасовой болтанки на баркасе я шел по коридорам «Кузнецова» походкой старого морского волка — организм недоверчиво относился к ровной, неподвижной палубе, заставляя широко расставлять ноги.

При подходе к трапу, ведущему на КДП, меня окружили коллеги с Группы управления полетами и вертолетчики, выскочившие навстречу. В мгновение ока я остался в одном комбинезоне. Радиостанция, спасательный жилет, куртка и даже шапка исчезли в направлении КДП.

Господи, как все знакомо: так было и в Афгане, когда мы возвращались с «боевых». Как только наш БТР с бортовым номером 603, с вызывающе нарисованными авиационными «птицами» на носу, по левому и правому борту, и звездочками, обозначающими каждый выход на боевые, подъезжал к модулю второй эскадрильи «Грачей», нас окружали летчики. Все наши веши с брони, в мгновение ока, оказывались в нашем модуле.

На КДП, пользуясь перерывом в полетах, было оживлено.

— Станиславович, ну ты даешь! Настоящий экстрим. На вас было страшно смотреть. Как самочувствие?

— Нормально! — Я был немного смущен этим повышенным вниманием к своей персоне. Вопросы сыпались один за другим.

Зашел в «лузу» к руководителю полетов.

— Александрович, все на борту. Замечаний нет.

— Ты как? Я за тобой в бинокль смотрел…. Ты чего на рубку полез? В нашем возрасте и такая прыть…

— Володя, по другому борту нельзя было. — Мы были в «лузе» вдвоем. Можно было общаться неофициально. — Понимаешь, с баночки толком ничего не видно, а ведь работают живые люди.

— Заставили вы меня поволноваться…. Умом все понимаю, а посмотрю на вас — страшно становиться. Ладно, сдавай радиостанцию и иди в каюту. Отдыхай. Я позову тебя на предварительный разбор.

Моя радиостанция кем-то заботливо принесённая и положенная на планшет Дежурного Штурмана, стала объектом исследования нашей ГУПовской (ГУП — группа управления полетами) лейтенантской молодежи. Провел небольшой ликбез. Вопросы задавали грамотные. Чувствовалось, что это не праздное любопытство.

Пришел и Николай Мартынчук. Ему тоже было интересно, но тут раздалась команда руководителя полетов: «Занять рабочие места. Посторонним покинуть КДП!», и мы поднялись в ПСА (пост связи с авиацией). Николай расписался в обратном получении радиостанции и запасного аккумулятора.