Книга Операция "Святой" - Владимир Сиренко

— Я догадываюсь, профессор, отчего вы так торопитесь в Лондон. Кое-что было достаточно ясно из наших многочисленных бесед. Да и доктор Карел не скрыл от меня, какой вы редкий, удивительный человек. Да, нужно бороться против войны. И я буду молить бога, чтобы он помог вам в вашем благородном деле. Я ведь жила в Германии… И, увы, имела несчастье… пытаться бороться с войной там, в ее колыбели. Это закончилось для меня не так скверно, как для сотен моих единомышленников. Мне помогли уехать.

— Вы — немка? — с ужасом спросил Дворник.

— Нет… Хотя Германия и считается моей родиной. По документам… Мне было бы неловко отвечать на ваши прямые вопросы.

Дворник покачал головой… Да, Гофман что-то говорил… Гестапо, пытки, болезнь… Но там, в Янске-Лазны, это как-то прошло мимо, не верилось…

— В Пиллау, где я жила, это на Балтике, я вращалась в военно-морских кругах. И кое-что случайно иногда узнавала. Например, о десанте на Остров — так в обиходе немцы называют Великобританию. Уже тогда, в тридцать четвертом году. Сегодня мне тоже удалось выяснить некоторые вещи, интересующие в том числе и ваше правительство. — Ингрид раскрыла сумочку и положила перед Дворником конверт с германской маркой. — Прочтите.

Дворник недоверчиво посмотрел на конверт, на лицо Ингрид. «У нее даже речь изменилась, — отметил Дворник. — Стало быть, милая, добрая, женственная Ингрид ван Ловитц — политэмигрант? Но к какому слою эмиграции она принадлежит? С кем она? С Манном, социал-демократами, с христианскими демократами? Со старой аристократией, которая не приняла Гитлера? С кастовым старым офицерством? Она так набожна. Не с Тельманом же она, в самом деле! Нет, это люди другого склада. Другого воспитания и круга. А ведь Гофман, конечно же, знает… Но никогда, ни словом, ни намеком… Почему он не предупредил меня? А не рискую ли я рядом с ней?»

Почувствовав смятение Дворника, Ингрид твердо сказала:

— Это план нападения Гитлера на Чехословакию, кодовое название плана — «Грюн».

…Дворник дочитал, и у него затряслись руки:

— Значит, мы познакомились с вами не случайно, фрокен Ингрид…

Ингрид мягко накрыла его руку своей ладонью:

— У чехословацкого народа есть добрые и верные друзья и союзники. Будем надеяться на них. И я очень верю в чехословаков. Прощайте, профессор. — Ингрид ласково улыбнулась, кивнула и пошла, чуть покачиваясь на модных каблучках-рюмочках.

Голова Дворника стала вдруг тяжелой, видно, внезапно подскочило давление.

19

Президент Бенеш смотрел на Дворника с нескрываемым удивлением.

— Мы же обо всем договорились, пан Феликс, я полагал, вы уже в пути. События нарастают, и промедление… Вот, — Бенеш отодвинул от себя какие-то листы. — Очередное послание Генлейна. На сей раз ультимативное. Вдохновлен лаврами Зейсс-Инкварта.

— И видимо, не зря, — сурово сказал Дворник. — Я пришел, чтобы ознакомить вас с еще одним документом.

Сначала Бенеш читал молча, потом невольно начал зачитывать вслух: «…акция, предпринятая после периода дипломатических переговоров, ведущих к кризису и войне… Молниеносный удар, основанный на инциденте… Концентрация войск в Силезии, Саксонии, Баварии и Австрии… Чехи не могут быть признаны самостоятельной нацией… Существует только одно решение: физически и духовно разрушить чешское сообщество при помощи выселения и эмиграции и путем растворения чехов в Великой Германии. С 1939 года в ходе германизации в концлагерях должно быть уничтожено 300 000 чехов 500 000 гектаров чешской земли должно быть передано немецким поселенцам…»

Бенеш резким движением снял очки:

— Пан Феликс, и вы поверили этому сумасшедшему бреду? Это слишком чудовищно, чтобы быть правдой!

Дворник молчал.

— Я говорил вам, Геринг трижды заверил Маетны, что Прагу события в рейхе и в Австрии не должны беспокоить. Войска вермахта вообще отведены от наших границ на пятнадцать километров. Чем это не подтверждение слов Геринга? Это же факт! А вы попались на удочку запугивающей пропаганды генлейновцев…

— Поэтому вы и отменили объявленную мобилизацию? — с горечью спросил Дворник.

Он-то уже считал, что чем-то подвигнул Бенеша на активные действия против рейха, а оказалось… Неужели Бенеш специально разделяет немцев и генлейновцев, надеясь, что в отношениях с Гитлером еще как-то удастся… Крофта, министр иностранных дел, поспешил уже с официальным заявлением, что Чехословакию события в Австрии не касаются вообще и «среди общественности и в печати следует избегать ненужной критики и сделать все, чтобы нас не спровоцировали».

— Господин президент, я надеюсь, вы помните покойного посла Германии в Лондоне Леопольда фон Хеша?

— Да-да, — кивнул Бенеш рассеянно.

— Со слов фон Хеша мне рассказывал австрийский посол в Лондоне Георг Франкенштейн, как однажды Гитлер высказался о дипломатах соседних стран, которые думают, что политику можно вести, уважая традиции и хорошие манеры, а он, Гитлер, используя все средства, проводит политику насилия, не заботясь о нравственности и «кодексе чести». Это по поводу уверений Геринга… Политика, подчеркнул Гитлер, — это игра, в которой допустимы все хитрости, правила которой меняются в зависимости от искусства игроков.

— Не надо меня убеждать. Я знаю, Гитлер человек без чести. Я знаю, его излюбленный трюк — представить свои действия как ответ на провокацию. Провокацией же можно счесть все что угодно: и мобилизацию, и резкое правительственное заявление, и высказывания в печати чересчур активных обозревателей. Это мой вам ответ на упрек за снятую мобилизацию и заявление Крофты. А то, что вы принесли мне, пан Феликс, как раз и есть типичная провокация. Мой племянник прислал мне из Парижа нечто подобное.

— Я ей верю.

— Кому? Провокации? — обескураженно спросил Бенеш. — Или вы хотите сказать, что получили эту стряпню из женских рук?

Дворник понял, что проговорился.

— Я верю тому человеку. А упрекнуть меня в том, что якобы я мог бы попасть под влияние дамы… — Дворник нехорошо усмехнулся, и Бенеш понял, что позволил себе лишнего в отношении давно не молодого профессора-теолога.

— А я, пан Феликс, — сказал, сбавив тон, — верю в разум господина Чемберлена. Он сделает все, чтобы сохранить мир любой ценой. Вам нужно, пан Феликс, постараться завязать в Лондоне самые тесные связи с окружением премьер-министра. Увы, пока там тепло принят только Генлейн. Но должны же они выслушать чехословаков, истинных чехословаков!

— Не полезнее ли мне в новой обстановке поехать не в Лондон, а в Москву? Я бы мог встретиться с митрополитом Московским, с митрополитом Ленинградским и Ладожским Алексием… Хьюлетт Джонсон советует действовать, опираясь на русское духовенство — чтобы не демонстрировать Западу, и в особенности Гитлеру, альянс со Сталиным, непосредственно со Сталиным, — подчеркнул Дворник.

Губы Бенеша скривила презрительная улыбка: