Книга Угол атаки - Алексей Гребиняк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отчет о бое передадите старшему группы.
– Так точно.
– Всего доброго, капитан.
– До свидания, товарищ генерал-майор.
Положив трубку, Хваленский перевел дух и посмотрел на стоявшего рядом Володю:
– Ну, пойдем, что ль, на память с трофеем сфотографируемся…
Вечером, когда лейтенанты вернулись наконец в лагерь, их ждал приятный сюрприз. Письма с родины.
Володя с замиранием сердца вытащил из общей пачки два своих. Одно от отца, другое – от Лили.
Поколебавшись, первым вскрыл ее письмо.
«Здравствуй, Володя!
Ты так неожиданно пропал – я даже не успела попрощаться. В тот вечер просто пришлось к врачу идти, и я до сих пор неудобно себя чувствую за то, что не сказала тебе. Прости, пожалуйста, что так вышло…
У меня все по-старому. Учусь, скоро и сама буду учить детишек. В сентябре будем проходить практику. Так хочется побыстрее в школу. Как смешно – снова в школу! Где ты сейчас служишь? Так таинственно начал письмо – «жаркая южная страна»… И так таинственно пропал… Даже не сказал, что улетаешь служить в другое место. Ты там насовсем или на время?
Лиля».
Прочитав письмо отца (ничего особенного, тот передал привет да шутливо поинтересовался, не продолжает ли, часом, сын дело отца в плане помощи нуждающимся), Володя сразу принялся писать ответ Лиле. Мысли путались, выходило не очень складно, но от души:
«И снова привет с югов!
Я загорел, как черт, и уже привык к зеленому чаю. Иначе тут никак – от холодной воды только больше хочется пить.
По-прежнему летаем. Сегодня принудили к посадке нарушителя – пересек, зараза, границу и пер себе в глубь наших территорий. Пытался сопротивляться, но у нас не забалуешь – припугнули, он успокоился и за нами полетел как миленький. Я после вылета пришел к себе в комнату, гляжу – твое письмо! Долго же оно шло – целых полтора месяца. Почта тут работает плохо. Нам сказали, что командировка будет на год. То есть в апреле следующего года я вернусь. А где служу – пока секрет. Написать не могу. Надеюсь, ты меня понимаешь.
Пока!»
И, тихо балдея от собственной дерзости, старлей приписал: «Твой Володя».
Отцу, ветерану войны в Корее, он написал, что и вправду занят тем самым делом (то бишь выполнением интернационального долга). Просил его передать привет родным. Упомянул про нарушителя. Но вскользь, без описания подробностей, – понимал, что письма читает цензура.
Заклеив конверты, лейтенант вышел из хижины и, прислонившись спиной к стене, стал смотреть в иссиня-черное небо. Сквозь листву и лоскутья ткани, вплетенные в маскировочные сети, были видны яркие, словно надраенные южные звезды. Они заговорщицки подмигивали ему, а он все больше погружался в свои мысли и улыбался им.
Жизнь снова была прекрасна.
В начале шестидесятых в США была популярна теория «эффекта домино». Как известно, если выстроить в ряд фишки домино и толкнуть крайнюю, она, падая, приведет к цепной реакции, то бишь завалит все остальные. Применительно к ситуации в Азии это звучало так: если падет Южный Вьетнам, то потом коммунисты придут к власти в Камбодже, Лаосе, Таиланде; потом революция перекинется и на другие страны и континенты, а финалом станет появление русских танков на улицах американских городов. Разумеется, конгрессмены почти единодушно одобрили ввод войск в Южный Вьетнам… где Штаты и увязли к 1968 году, как трактор в болоте. Вроде и мощности хоть отбавляй – а чем больше буксует, тем больше погружается в трясину. Вьетконг продолжал бороться, несмотря на колоссальные потери, американские бомбежки и отравление лесов дефолиантами, уничтожавшими листву и лишавшими партизан укрытия. Американцы охотились на караваны на Тропе, прочесывали леса в поисках вьетконговских бункеров, патрулировали все немногочисленные дороги, пригодные для передвижения, – и все было зря. Можно было пресечь какую-то часть поставок, убить сколько-то партизан, разрушить какое-то количество их подземных баз и бункеров, но все это было каплей в море. Вьетконг не считался с потерями. На место убитых партизан приходили новые – и война продолжалась…
Она была на редкость бестолковой. То ли потому, что формально воевали правительственные войска и партизаны, а не две страны, то ли потому, что американское руководство не имело четкого плана. Но факт остается фактом – настолько непоследовательными американцы в своих действиях еще не были.
Поначалу им казалось, что война будет выиграна малой кровью: стоит ударами с воздуха разрушить несколько мостов и электростанций – и противник, испугавшись еще больших разрушений, запросит мира. Гордые азиаты столь тонких намеков не понимали, а потому терпеливо восстанавливали уничтоженные объекты и продолжали снабжать партизан на юге.
Президент Линдон Джонсон хмурился:
– Джентльмены, мне кажется, надо слегка усилить нажим…
На Северный Вьетнам сыпалось все больше бомб. Под удар попадали не только военные базы, мосты и склады, но и топливохранилища, заводы, электростанции, жилые кварталы. В Южном Вьетнаме летчики не раз сжигали напалмом деревни, где, по сообщениям разведки, скрывались вьетконговцы. Нередко вместе с жителями: «Бог сам разберется…»
Весь мир обошли снимки, сделанные одним из журналистов: по дороге бегут вьетнамцы, среди них видна обожженная маленькая девочка, а за их спинами горит деревня…
Не раз и не два пехотинцы получали приказ занять какую-нибудь безымянную высоту в диких джунглях, и занимали, неся потери под огнем вьетконговцев, а на следующее утро получали приказ оставить ее и штурмовать другую. Когда и эта высота была отвоевана и в ротах подсчитывали потери, из штаба вдруг поступал приказ эвакуироваться. И пехота уходила с высоты, недоумевая, зачем были нужны все эти жертвы. Как с горечью заметил потом Брэд Брекк, один из участников тех боев, «мы воевали за холмы с кучкой праха на вершине»…
Частенько ошибалась и разведка. К примеру, она доносила, что в деревне неподалеку от Сайгона находится партизанский склад боеприпасов. А рядом с деревней есть ровная площадка, на которой вполне могут приземлиться вертолеты. Срочно разрабатывалась операция по захвату склада, в четко обозначенное время вертолеты начинали высаживать десант, и… оказывалось, что ровная площадка – обычное болото, в которое солдаты проваливались по пояс, а то и глубже. Выбравшись оттуда и обыскав деревню, грязные и злые американцы обнаруживали впечатляющий арсенал: три старых ружья и пару штык-ножей. Склада не было и в помине…
Авиация уничтожала мост, а на следующий день он снова функционировал. Налет повторяли, теряя самолеты и летчиков, а проклятая переправа через два дня снова работала.
Далеко не сразу летчикам разрешили обстреливать позиции ЗРК и аэродромы, мотивируя это тем, что, дескать, Штатам не нужны проблемы с Советским Союзом. Что ракеты у вьетнамцев именно советские, американская разведка знала аж с 1965 года, но у нее не было уверенности, что комплексы настоящие и что в их расчетах нет русских. И лишь когда потери авиации от действий зенитчиков стали возрастать, летчики получили «добро» на атаки. Но и тогда эти удары не были достаточно эффективны – в 1967 году министр обороны США Роберт Макнамара признал после операции по уничтожению вьетнамских авиабаз:
