Книга СССР. Дневник пацана с окраины - Владимир Козлов

– Ладно, уговорила. Два коржика по семь копеек. А какие у вас сигареты?

– «Космос». Мы говна не держим, ты разве не знал?

– Ну, пошлите тогда на улицу…

Кузьменок затянулся, выпустил дым, спросил у баб:

– Вам не холодно? А то могу дать пиджак…

– Ладно, как-нибудь обойдемся, – сказала Воронкова. – А то застудишь почки или что-нибудь еще – отвечай потом за тебя…

Кузьменок отдал мне сигарету, расстегнул пиджак, снял и дал Воронковой. Я дал свой Шатуре.

– Ну, какие мы джентльмены, я и не знала… – сказала она.

– «Джентльмены удачи». – Воронкова засмеялась.

По улице Горького проехал «рафик» скорой помощи. От остановки шла старуха в телогрейке, с сеткой. В сетке лежали красно-синие пакеты молока и круглый черный хлеб. Прозвенел звонок с урока.

* * *

Идти в школу в воскресенье было непривычно. Людей на улице почти не было, одни только школьники, но и то меньше, чем всегда. В пятницу классная сказала, что до конца февраля мы будем учиться по воскресеньям, а выходной будет в четверг – для экономии электроэнергии. Какая от этого экономия, она не объяснила – может, и сама не понимала.

Вчера все пацаны в классе сговорились прийти не в пионерских галстуках, а в обычных, но со значками старших пионеров и так ходить, пока не примут в комсомол, а то пионерские уже всем надоели. Я долго копался в папиных галстуках. У него их штук десять, но все – говняные, старые, лет по двадцать или больше, а один вообще старинный: ярко-синий, и на нем – три ласточки сидят на проводах. Я выбрал самый простой: синий, с черными полосками.

Классная посмотрела на нас.

– Ну и что за цирк вы устроили? Не знаете, что такое школьная форма?

– А что тут такого? – сказал Кравцов. – Мы уже старшие пионеры. Почему нам нельзя ходить с галстуками, как нормальные люди?

– Во-первых, находитесь еще и с галстуками. А во-вторых, правила существуют для всех. Пионеры должны носить красные галстуки. Уже шестьдесят лет все пионеры их носят. И я носила – до войны еще. Тогда, правда, галстуки были немного другие, с замочком спереди… В общем, ребята, хотите быть взрослыми – надо и действовать по-взрослому. Чтоб завтра же пришли с нормальными галстуками… Если не придете – разговор будет серьезный. Очень серьезный…

Звонок на географию прозвенел минут пять назад.

– Кто-нибудь географа видел? – спросил Николаев.

Никто не ответил.

– Может, он вообще не пришел? Пошлите тогда гулять…

– Не, лучше к кому-нибудь домой. Кто близко живет? – Он посмотрел на меня. – У тебя дома кто-нибудь есть? – Я кивнул. – А у тебя? – Кузьменок повернулся к Коле.

– Нет никого, – сказал Коля.

– Тогда пошлите, чего мы тут сидим? «Утреннюю почту» посмотрим…

– «Утренняя почта» – в одиннадцать.

– Ну и что? Посмотрим и придем. – Кузьменок накинул сумку на плечо, подошел к двери. – Только не все сразу, а по одному. Встречаемся на переходе… А то еще заловят…

– А если он придет? – спросила Зенькович.

– Кто – он?

– Географ.

– Не придет, не сцы. Если хочешь – оставайся.

Все поднялись и столпились у доски – между партами, столом и дверью. Одна Соловьева осталась за партой.

– А ты что – не с нами? – спросил у нее Николаев.

Она покачала головой.

– Смотри, нехорошо от коллектива откалываться, – сказал Коваленко.

Соловьева отвернулась, глянула в окно.

– Ладно, короче, как договорились, – сказал Кузьменок и вышел.

Я выглянул из двери. В коридоре было пусто, дверь учительской – закрыта.

Кузьменок подал мне пачку «Астры».

– Будешь?

Я взял сигарету. Он вынул коробок, чиркнул спичкой – не зажглась. Он достал вторую, прикурил себе и мне. Мы сидели на диване, рядом с нами – Зенькович и Завьялова.

– А вы будете? – спросил у них Кузьменок.

Бабы помотали головами, отвернулись к телевизору. Там шла программа «Служу Советскому Союзу».

– Интересно, если географ пришел, он с одной Соловьевой проводит урок? – сказал я.

– А тебе не все равно? Пусть он что хочет там делает, хоть палку ей ставит…

Зенькович и Завьялова хихикнули.

– Она думает, что если у нее лифчик германский и трусы, то может ставить себя выше консервной банки… – продолжал Кузьменок.

– А откуда ты знаешь, какой у нее лифчик? – спросила Зенькович. – Ты что, видел?

– У такой крысы, как она, мне и смотреть ничего не надо. Может валить назад в свою Германию… Пусть ей там фрицы смотрят…Чтоб она, падла, умерла, не пое…шись!

Я встал, заглянул в Колину комнату. Там Коля, Стрельченко и Николаев играли в «тысячу». Я вернулся в зал, вышел на балкон. Между домами шла мама. Ее школа была в Ленинском районе, и там в воскресенье не учились. Я присел, чтобы она меня не заметила.

На кухне сидели Кузьменок и Ленка Корсунова. Они курили. Сигареты были с фильтром – не «Астра» Кузьменка. Я подошел к раковине, включил кран, налил в чашку воды. Кузьменок положил руку Ленке на плечо. Она ее сбросила.

– А че такое? Я вроде ничего не делал…

Я выпил воду, поставил чашку на стол. На плите стоял большой зеленый чайник, такой же, как у нас. Холодильник тоже был такой, как наш: «Ока-III».

Кузьменок опять обнял Ленку за плечо. Она хотела встать, но он не отпускал. Я вышел из кухни.

«Утренняя почта» еще не началась. По экрану ехали танки.

* * *

– «“Мы должны уделить большое внимание ускорению научно-технического прогресса”, – сказал Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Горбачев в своей речи на открытии двадцать шестого съезда», – прочитала Соловьева по газете «Правда».

– Очень хорошо, Света, молодец, – сказала классная. – Видно, что ты добросовестно подготовилась к политинформации. А вы, ребята, что скажете? – Она посмотрела на нас с Кузьменком. – И почему это вы сели вместе? Я разве вас так посадила?

Я смотрел на парту. На ней что-то намарали шариковой ручкой, а потом размазали, и прочитать было нельзя. Кузьменок отвернулся к окну.

– Я вообще не пойму, что у вас общего, – продолжала классная. – Тебе, Разов, об учебе надо думать. Ничем ты в этой четверти не блещешь, а если подпадешь под влияние Кузьменка, то вообще на «тройки» скатишься… Ладно, не будем терять на вас время. Еще раз придете неподготовленные – получите «неуд» по поведению, ясно? Кто еще нам о чем-нибудь расскажет?

Поднялся Николаев, уставился в газету, забубнил себе под нос: