Книга Берсеркер - Фред Томас Саберхаген

– Что случилось? – спрашиваю я.

Мне тяжело ворочать языком, тяжело подбирать даже простые слова. Левая рука лежит, словно забытая, но как только я подумал о ней, она шевельнулась, и, опираясь на нее, я сажусь, отчего волной накатывают боль и головокружение.

Женщины (их двое) пятятся от меня. Плотного телосложения молодой мужчина успокаивающе обнимает их за плечи. Люди будто бы мне знакомы, но я не могу вспомнить их имена.

– Главное, не волнуйся, – говорит высокий мужчина. Его руки с ловкостью профессионального врача проверяют мой пульс, трогают лоб, потом он помогает мне снова лечь на стол с мягкой обивкой.

Теперь я вижу по обе стороны от себя двух роботов-андроидов. Сейчас доктор велит им отвезти меня в палату. Но я сразу же понимаю, что это не больница. Откуда я знаю? Я не помню, но знаю, что правда, если ко мне вернется память, будет ужасной.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает третий мужчина, самый старый из них. Он подходит ко мне.

– Вроде неплохо. – Вместо нормальной речи получаются невнятные клочки. – Что случилось?

– Был бой, – говорит доктор. – Тебя ранило, но я спас твою жизнь.

– Тогда... хорошо. – Боль и головокружение постепенно отступают.

Доктор говорит довольным тоном:

– Как и предполагалось, у тебя проблемы с речью. Ну-ка, попробуй прочесть вот это.

Он поднимает карточку с ровными рядами маленьких аккуратных символов. Я четко вижу эти символы, но они ничего для меня не означают. Абсолютно ничего.

– Не могу, – говорю я наконец, закрываю глаза и ложусь. Я чувствую недружелюбное, даже враждебное отношение собравшихся ко мне. Но почему?

– Что произошло? – настойчиво повторяю я.

– Мы в плену, внутри у машины, – говорит старик. – Ты помнишь, что мы в плену?

– Да. – Я киваю, хотя деталей не могу вспомнить. Память затянута туманом.

– Как меня зовут?

Старик с явным облегчением сдержанно смеется.

– Допустим, Тад... Тадеуш. Почему бы и нет?

– Тад? – Это доктор переспрашивает.

Я открываю глаза опять. Доктор ведет себя более уверенно. Я дал ему какой-то повод? Я что-то такое сделал или, наоборот, не сделал?

– Тебя зовут Тад, – повторяет доктор.

– Мы в плену? У машины?

– У берсеркера. – Он вздыхает. – Это что-нибудь значит для тебя?

Да, глубоко внутри слово "берсеркер" рождает эхо, очень страшное, невыносимо страшное. Но меня спасает сон, я засыпаю.

Проснувшись, чувствую себя намного лучше. Стол исчез, я покоюсь на мягком полу комнаты – или камеры? – этой белой опрокинутой воронки. Рядом стоят два робота, и я не знаю, – почему.

– Атсог! – вдруг кричу я: я вспомнил, что оказался на планете Атсог, когда началось нападение берсеркеров. Роботы-рейдеры схватили меня и остальных семерых в подземном убежище. Память все еще туманна, но это даже хорошо. Пусть лучше остается туманной.

– Проснулся! – говорит кто-то. И снова женщины испуганно пятятся от меня. Доктор и старик тихо разговаривают, что-то обсуждают, и старик поднимает голову, смотрит на меня. Голова у него трясется. Плотный молодой человек вскакивает на ноги, угрожающе сжимает кулаки.

– Как ты себя чувствуешь, Тад? – спрашивает доктор. Потом, внимательно посмотрев на меня, сам себе отвечает: – Нормально. Девушки, дайте ему поесть. Или ты, Холстед.

– Помочь ему? О Боже!

Черноволосая девушка прижимается к стене спиной, старается отойти от меня как можно дальше. Две другие женщины что-то стирают в раковине, какую-то одежду. Бросив на меня взгляд, они продолжают стирать.

Нет, и голова у меня забинтована не просто так. Наверное, я был ранен, и теперь лицо у меня выглядит ужасно, наверное, оно обезображено.

Доктор проявляет нетерпение.

– Его нужно накормить.

– Я его кормить не стану, – твердо говорит агрессивный юноша. – Всему есть предел.

Черноволосая медленно направляется в мою сторону. Все смотрят на нее.

– Ты? – удивленно произносит юноша и покачивает головой.

Она идет медленно, словно ей больно делать шаги. Нет сомнений, в бою ей тоже досталось, на лице видны старые синяки. Она опускается на колени рядом со мной, направляет мою левую руку, помогает мне есть, дает воды. Правая сторона почему-то плохо слушается меня, хотя и не парализована,

Доктор подходит ко мне, и я спрашиваю: – Что с моим глазом? Он может видеть?

Он быстро перехватывает мои пальцы, тянущиеся к латке над глазом.

– Пока придется тебе пользоваться только левым глазом. Твой мозг был прооперирован. Если ты сейчас снимешь латку с глаза, последствия могут быть необратимыми и очень серьезными, я предупреждаю.

Мне кажется, он что-то скрывает. Почему?

Черноволосая девушка спрашивает:

– Ты что-нибудь еще вспомнил?

– Да. До, того, как был взят Атсог, мы получили сообщение. Иохан Карлсен вел флот на защиту Солнечной системы.

Все смотрят на меня с надеждой. Но ведь они должны знать больше моего.

– Карлсен выиграл битву? – с тревогой спрашиваю я. Потом вспоминаю: мы пленники. И я плачу.

– Новых пленных не было пока, – говорит доктор.

– Возможно, Карлсен разбил берсеркеров. И эта машина сейчас спасается от флота людей. Что ты на это скажешь?

– Что я скажу? – Странно, неужели я начинаю не только с трудом говорить, но и понимать? – Что это хорошо.

Все вздыхают с некоторым облегчением.

– Ты получил трещины в черепе, – объясняет старик.

– Тебе повезло, что рядом оказался знаменитый хирург. Машина намерена нас изучать. Она предоставила доктору нужные инструменты, и если бы ты умер или оказался парализованным, доктору пришлось бы плохо. О да, здесь машина не оставила нам сомнений.

– Зеркало? – Я показываю на свое лицо. – Хочу посмотреть. Очень плохо?

– Зеркала у нас нет, – говорит женщина возле раковины таким тоном, будто я в этом сам виноват.

– Тебя беспокоит лицо? Оно не пострадало, – говорит доктор. Тон у него убедительный, но я почему-то уверен, что с лицом у меня случилось нечто страшное, и слова доктора не успокаивают меня.

Мне жаль этих добрых людей. В довершение ко всем неприятностям им приходится терпеть присутствие такого монстра, как я.

– Мне очень жаль, – говорю я и отворачиваюсь, чтобы спрятать лицо.

– Ты в самом деле не знаешь... – говорит черноволосая, несколько минут пристально смотревшая на меня. Голос у нее срывается.

– Он в самом деле не знает. Тад, с лицом все нормально.