Книга Карьеристки - Галина Врублевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ой, мне надо переодеться! — воскликнула несколько жеманно Лидия Валерьевна.
Ее поддержали и остальные. Пусть не наряжаться, но надеть верхнюю одежду требовалось всем.
— О'кей! Собираемся через четверть часа в вестибюле. Я тоже пойду закину сумку в чей-нибудь номер. К тебе можно, Марго?
— Ну конечно же! — пожала плечами Маргарита Андреевна. — Пошли!
Георг сжал зубы и начал застегивать свой китель на все пуговицы. Вообще-то отставной моряк только говорил всем, что китель остался со службы, на самом деле ему пришлось сшить незадолго до болезни новый, поскольку в старый он, располнев на гражданке, уже не влезал. И сестра по его просьбе привезла обновку уже прямо в санаторий. Георг был так взбешен, что даже сбился с верхней пуговицей, засунув ее не в ту петлю. Нет, не зря он вспоминал в разговоре с Маргаритой этого писаку-функционера. Где Марго, туда и он прикатил! Настроение Георга было испорчено.
Через полчаса — в пятнадцать минут не уложились женщины — вся группа, собравшись в вестибюле, уже была готова идти к заливу фотографироваться.
Георг шел впереди всех но едва протоптанной отдыхающими дорожке. Сейчас, когда пляж и подходы к нему были заснежены, других вариантов выхода к заливу не было. Как не было и уверенности в том, что болотистый берег, крепко застыл, ведь зима была теплая. Но все же уже две недели столбик термометра держался ниже нуля.
Вначале тропинка была достаточно широкой, так что парочкам не пришлось разъединяться. Крошечная Лидия Валерьевна казалось рядом с долговязым Олегом Шитиковым ребенком. А идущий позади Наташи и Миши Вася Мячиков своим широким торсом и крепким задом закрывал пару. Если бы и Аня была тут, то не уместилась бы с ним рядом. За Васей шли остальные, а замыкала шествие Маргарита, как заботливая воспитательница детского сада, следящая, чтобы никто не отстал.
Поняли, что вышли к заливу, но большим валунам, поднимающимся над снежной равниной. Вдали еще темнела вода, но у берега она уже была схвачена льдом. Огромные камни частью были засыпаны свежевыпавшим снегом, частью чернели оголенными скосами. На одном из таких валунов с большим уступом и решили устроиться для съемки. Почти все и разместились в два ряда.
Женщины у основания камня, прямо на снегу, предварительно утоптанном джентльменом Рубальским.
Мужчины, держась друг за друга, — на скользкой приступке, лесенкой уходящей к вершине. Фотографировали по очереди, чтобы всем иметь памятный снимок. Вначале Рубальский заснял выпускную группу. Затем кто-то щелкнул на свой телефон, затем Рубальский передал свой фотоаппарат Васе и сам, попросив группу еще чуть-чуть постоять, не расходиться, стал пристраиваться рядом. Мужчины потирали уши, плохо прикрываемые городского фасона шапками, женщины терли замерзающие носы и щеки.
Рубальский выбрал уступ чуть повыше прочих, поставил на него ногу, хотел подтянуть вторую, но она подвернулась, и он с метровой высоты полетел вниз несколько в сторону от утоптанной площадки. Вначале казалось, что падает тоже в снег, но получилось, что другую сторону камня подмывал еще живой ручеек, лишь слегка припорошенный снегом. Упавшее с ускорением тело Рубальского пробило тонкую корку льда и угодило в ручей. Глубина там была никакая, и котенок бы не утонул, но, упав навзничь, Виктор Игоревич не сразу смог встать, и одежда его быстро намокла. А группа не сразу поняла, что директор курсов попал в беду. Впрочем, его крик: «Ребята, помогите!» — вызвал переполох, на помощь бросились сразу несколько мужчин и даже женщины.
Вскоре упавшего подняли, стащили с него промокшую куртку и пиджак. Вася благородно отдал пострадавшему свою дубленку, оставшись в тонком свитере. Рубальскому дубленка оказалась впору, однако с промокшими ботинками проблема так легко не решалась, и, чтобы не отморозить ноги, Рубальский бегом устремился к санаторию. За ним поспешили остальные. Через пять минут все достигли теплого убежища.
В комнате Маргариты Виктор Игоревич, быстро разделся, оставшись в промороженных носках, прилипших к стопам, встал под горячий душ. Вскоре живительное тепло разлилось по его телу, и он смог пошевелить пальцами ног.
«Вот оно, счастье!» — думал мужчина, подставив тугим ласковым струям продрогшее тело. Потом ему просунули в щель двери свежее махровое полотенце, выпрошенное у горничной, но обнаружилось, что сменной одежды у Рубальского с собой нет. В его объемистой сумке было лишь спиртное, которое он привез на всю группу, ведь он рассчитывал вечером вернуться домой. Георг сходил в свой номер и принес писателю спортивный трикотажный костюм, а сам оставался в любимом кителе. Оба были одинаковой комплекции, потому одежда капитана прекрасно подошла Виктору Игоревичу.
Выйдя из душевой, разомлевший гость принял просто необходимые ему сто граммов. Георг потоптался в нерешительности — сам он во время лечения воздерживался от выпивок — и, не найдя повода, чтобы остаться, распрощался и ушел.
Маргарита Андреевна посмотрела на часы: в аккурат время обеда.
— Пойдешь в столовую, Витя? Мы можем заказать и дополнительный обед.
— Я, кажется, устал, Маргоша. От залива сюда на адреналине домчался, но уже чувствую упадок сил. Я бы полежал немного. Не возражаешь, тут прилягу? — он кивнул в сторону единственной кровати в номере.
— Да ради бога, конечно, отдохни! Я тебе обед сюда принесу. Ты что больше любишь: рыбу или мясо?
— Я бы мяса поел, но сейчас рождественский пост. Принеси лучше рыбки.
Маргарита Андреевна слегка удивилась признанию товарища, что он соблюдает обряды, так как тот никогда не афишировал свою религиозность. Даже в суматохе не разглядела крест на его шее, когда он разделся на морозе, увидела лишь цепочку. Женщина кивнула и вышла из номера.
В столовой курсанты еще раз договорились о том, что проведут последнюю репетицию вечера после полдника. И даже не столько репетицию, сколько прогон порядка выступлений, а в тихий час — в санатории его было принято соблюдать — каждый еще раз повторит собственное выступление.
Георг увидел, что Маргарита Андреевна нагрузила себя тарелками с едой, составленными невысокой пирамидкой, перемежающимися пустыми как крышками. Вызвался помочь донести в номер обед для Рубальского.
Рубальский не спал. В отсутствие хозяйки он выпил еще стопку, и теперь силы вернулись к нему.
— А вот и обед подоспел, — воскликнул он оживленно. — Под супец можно и еще рюмашку пропустить! Разливай, Георгий!
На этот раз Георг не стал отказываться и плеснул водки и себе в бумажный стаканчик, заботливо припасенный Виктором. В конце концов у него теперь стоит шунт, так что сердце можно считать здоровым.
Маргарита Андреевна не приветствовала разгул в середине дня, но уж слишком нетривиальными были обстоятельства. Она тревожилась и за Виктора — как бы не простудился, и за Георга с его больным сердцем. И впереди еще маячило главное мероприятие дня — выступление перед читателями. К тому же как-то подозрительно мало оставалось веселящего зелья в бутылке, всего на три пальца. Неужели Виктор, пока она ходила за обедом, успел еще приложиться? Маргарита Андреевна, взяв бутылку за горлышко, хотела убрать ее под стол, но взбунтовался Георг.