Книга Все хорошо, что начинается с убийства - Шарлин Харрис

— Я просто приберу здесь и уйду, — снова предложила я.

— Нет-нет, после пережитого тебе надо отправиться домой! — воскликнул Хоувелл, красивое полное лицо которого сморщилось от волнения. — Я буду рад прибраться сам.

Я заметила, как сотрудники полиции, слышавшие наш разговор, переглянулись. Дерьмо!

— Но мне бы хотелось…

Я не закончила фразу, потому как Дедфорд, глядя на меня, приподнял брови. Если я и дальше буду настаивать, то упрется и Хоувелл, привлекая все больше внимания к своей странной озабоченности моим состоянием. Его явно мучило чувство вины. Если он будет продолжать в том же духе, все присутствующие догадаются, что происходит нечто странное, могут подумать, будто за всем этим стоит нечто большее, чем простой роман Хоувелла со служанкой… хотя последнее само по себе достаточно плохо.

— Где твоя машина? — внезапно спросил он.

— Сегодня утром я не смогла ее завести, — устало ответила я и почувствовала, что мне уже надоело объясняться. — Я пришла пешком.

— Господи, в такую даль! Я уверен, один из этих парней будет рад подбросить тебя домой!

Один из «парней», пузатик постарше со скептически поджатыми губами, сказал, что, конечно же, с удовольствием это сделает.

Итак, меня с шиком доставили домой. Моя машина все еще стояла под навесом, но теперь к ее лобовому стеклу был прилеплен желтый бланк. В нем говорилось:

«Я ее починил. Ты должна мне 68.23 $».

Сообщение в этой бумажке было куда более прямым и честным, чем в тех голубых листках, которыми внезапно оказался облеплен город.

Я повернулась к патрульному, ожидавшему, пока его подопечная благополучно войдет домой, и спросила:

— Вы знаете что-нибудь насчет листовок, которые оказываются у всех под «дворниками» машин?

— Я знаю, что нет закона, который запрещал бы их, — ответил он, и лицо его стало замкнутым, как кулак. — Черные тоже вправе собираться и обсуждать это. Они хотят поступить так сегодня вечером.

— Где?

— Вы о месте собрания? В АМЕ,[25]церкви Голгофы на Касл-роуд. Мы должны присутствовать там на случай, если возникнут какие-то проблемы.

— Хорошо.

Поблагодарив его за то, что подвез меня домой — и готов был поделиться информацией, о которой я даже не спрашивала, — я вошла в дом, села в кресло и задумалась.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Не знаю, чего я ожидала от конца дня. Думаю, того, что в любую минуту неожиданно появится тот человек из гардероба, расскажет, что случилось, когда он ушел, спросит, не ранил ли меня во время нашей борьбы, и объяснится.

Раньше я видела его везде и всюду, стоило обернуться, а вот теперь он пропал. Сперва я тревожилась, потом сердилась, дальше снова начала волноваться.

Я заставила себя успокоиться, сосредоточившись на том, чтобы остыть, сказала себе, что страх и ярость, порожденные нашей молчаливой борьбой в огромном гардеробе Бини Уинтроп — ну и место! — послужили толчком, заставившим меня шагнуть за некий внутренний рубеж.

Лишь из-за снедавшего меня беспокойства я записалась тем вечером на собрание в церкви Голгофы и обнаружила, что сделать это не так-то просто. Ведь она находилась в центре самого большого шекспировского района, в котором жили в основном черные и который раньше у меня было мало причин посещать.

Церковь из красного кирпича оказалась больше, чем я ожидала. Она стояла на холме, к ее главным дверям вели потрескавшиеся бетонные ступени, вдоль которых тянулись перила. Участок был угловым, у подножия ступеней сиял большой уличный фонарь.

Голгофа находилась в центре района, и я увидела, что многие идут на собрание, несмотря на порывистый холодный ветер.

Еще я заметила, что туда направляются две полицейские машины. За рулем одной из них сидел Тодд Пикард, который безрадостно мне кивнул. Легко было догадаться, что при виде меня он всякий раз вспоминает то, о чем хотел бы забыть. Я испытывала по отношению к нему такие же чувства.

Я быстро поднялась по ступеням к церкви, желая поскорее укрыться от ветра. Мне казалось, что сегодня я уже не согреюсь. Лестница вела к двойным дверям, за которыми оказался большой вестибюль с двумя вешалками, стол с множеством бесплатных брошюр и книг, к примеру «Регулируемое деторождение», «Анонимные алкоголики», ежедневные молитвенники. Слева и справа от вестибюля находились две комнаты. Я решила, что в одной переодевается священник, а в другой репетирует хор. Впереди две двустворчатые двери вели в саму церковь. Я выбрала правую и за людским потоком вошла в церковь. Там оказался длинный центральный ряд скамей и два коротких с каждой стороны с широким проходом между ними — такую планировку я видела во многих других церквях.

Выбрав наугад одну из длинных центральных скамей, я передвинулась к середине, чтобы тем, кто подойдет позднее, было легче занимать места.

Собрание должно было начаться в семь. Как ни странно, так оно и вышло. Многочисленность публики, явившейся сюда холодным вечером накануне рабочего дня, говорила о том, какие сильные чувства бурлят в афроамериканской общине.

Я оказалась здесь не единственной белой. Католические монахини, заведовавшие дошкольным учреждением для детей из неблагополучных семей, сидели неподалеку от меня. Клод тоже был в церкви. Я подумала, что с его стороны это хороший рекламный ход. Он коротко мне кивнул. Рядом с ним на возвышении сидел шериф Марти Шустер. К моему удивлению, он оказался маленьким сморщенным человечком. По его виду никто бы не подумал, что такой страж порядка способен арестовать даже опоссума. Но внешность была обманчива. Я не раз слышала, что шериф Шустер раскроил свою долю черепов. Однажды утром Джим Бокс сказал мне, что секрет шерифа заключается в следующем: он всегда бьет первым и изо всех сил.

Клод и Марти Шустер делили возвышение с человеком, в котором я заподозрила церковного пастора, — невысоким квадратным мужчиной с полными достоинства сердитыми глазами. В руках он держал Библию.

Мое внимание привлекло еще одно светлое лицо. Муки Престон тоже была здесь. Она сидела одна. Когда вошла Ланетт Гласс, они с Престон долго смотрели друг на друга, потом Ланетт пристроилась рядом с другой учительницей.

Я увидела Седрика, своего механика, и Рафаэля Раундтри, сидевшего рядом с женой. Седрик удивленно улыбнулся и помахал мне. Приветствие Рафаэля было сдержанным, а его жена просто молча уставилась на меня.

Собрание шло так же, как и многие другие мероприятия с нечетко определенной целью. Оно открылась столь горячей молитвой, что я почти ожидала — Бог немедленно коснется сердца каждого, наполнит его любовью и пониманием. Если Господь и проделал такое, быстрых результатов это не дало.