Книга Астральная жизнь черепахи. Наброски эзотерической топографии. Книга первая - Яков Шехтер

А в это время… Обидно сознавать, что самые эффектные приемы повествования давно затерты до дыр, и рассказчику приходиться рассыпаться мелким бесом, дабы найти им замену. И вместе с тем, множество непрестанно повторяющихся идиом до сих пор не превратились в трюизм. Сколько ни повторяй: «пропади оно все пропадом» или «Г-споди, помоги», никому в голову не придет упрекнуть тебя в банальности. Давайте же отставим в сторону условности, придуманные критиками, и посмотрим, что же происходило в это время на главной улице Бней-Брака.

Незадачливая посетительница мясной лавки шла, с трудом удерживая слезы. Нет, слова реб Шлойме ее не задели, тем более, что их смысл остался для нее сокрытым. О вреде и бессмысленности религиозных запретов она тоже не думала: ее мнение сформировалось много лет назад, в агитбригадах «Синей блузы.

Но почему все время «она», да «она»? Давайте назовем имя героини в полный голос и еще раз оглядим ее всевидящими глазами повествователя.

Итак, она звалась Соней, роста была среднего, худощава, двигалась легко и грациозно. Платье из чуть выгоревшего голубого ситца ладно охватывало фигуру, коротко подстриженные седые волосы создавали вокруг головы подобие сияния. О возрасте женщин говорить не принято, поэтому и мы не станем произносить его вслух, отметив лишь, что вторая цифра в нем была шестеркой, а первая недалеко ушла от второй.

Приехала Соня из деревушки в Восточной Сибири, название которой ничего не скажет читателю, где преподавала русский язык и литературу, вырастив несколько поколений любителей поэзии. Из всех поэтов, после Пушкина, Соня выделяла Ивана Бунина и часто на уроках читала его стихи. Здоровье, кроме небольшого покалывания в желудке, позволяло о себе не думать. Маленькая точка, притаившаяся на слизистой оболочке, через несколько лет обратится в большую проблему, но к нашему рассказу она не имеет никакого отношения.

В Израиль Соня попала вместе с мужем Артемом. Вы спросите, как из безымянной сибирской деревушки оказываются в Бней-Браке? Я скажу, вам, я отвечу. Иначе для чего, собственно, мы затеяли разговор…

В тридцать шестом году начальника Н-ского военного округа вызвали в Москву. Округ располагался далеко за Уральским хребтом и его размеры, особенно по тем безсамолетным временам, казались необозримыми.

В Москву начальник округа отправился в бронепоезде, вместе с двенадцатилетней дочерью.

«Командировка – прекрасная возможность показать ребенку столицу, – думал начальник округа, прислушиваясь к мелодичному позваниванию стакана в подстаканнике.

Чай – крепкий, рубинового цветок напиток, давно был выпит, за окном шелестела темнота, и мысли, которые начальник гнал от себя последние месяцы, потихоньку завладевали его сердцем.

Предчувствие: так на языке людей именуется последняя, незакрытая до конца связь с Высшим началом. Своими поступками, словами и мыслями закрывает для себя человек диалог с Первоисточником, собственными руками возводит бетонную стену, сквозь которую мысль не пролетит и крик не пробьется. И только предчувствие – узенькая щелка, оставленная по милости Всевышнего, позволяет уловить запах чернил Небесной канцелярии.

– Сонюшка, – позвал начальник округа,– сядь возле меня.

Девочка послушно отложила книгу и пересела из глубокого кожаного дивана на стул рядом с отцом. Она дорожила каждой минутой отцовского внимания, редкой радости ее одиноких будней. Мать Сони умерла при родах, отец, бесконечно занятый на службе, появлялся дома только поздно вечером. Воспитывали девочку школа, домработница и книги, которые она читала взахлеб, погружаясь в смутный мир теней по самую макушку.

– Со-ня, – произнес отец, словно проверяя каждый звук ее имени. – Со-ня. Давно хотел тебе рассказать, но не получалось. Ты уже большая, взрослая девочка, вот, послушай.

В начале гражданской меня ранило, рана быстро затянулась, но навалился тиф, а за ним подоспели белые. Наш госпиталь оторвался от частей и застрял в Ковне. Когда появились казачьи разъезды, охрана сбежала, бросив подводы с ранеными прямо на улице. Я плохо помню, как все произошло: шел снег, у меня был жар, и я не мог даже смахнуть снежинки с лица, они таяли, и прохладные струйки затекали за шиворот. Наверное, я бредил, скорее всего на идиш, или повторял молитвы, вызубренные в детстве. Это меня и спасло.

Проходившая мимо девушка услышала мое бормотание, побежала за отцом, и они перенесли меня к ним домой. Спустя несколько часов, не успевших замерзнуть раненных, изрубила в куски казачья сотня.

Начальник округа посмотрел на дочь и вздохнул.

– Ты знаешь, как меня зовут?

– Конечно! – удивленно откликнулась девочка. – Семен Иванович, разве я могу не знать?

– Мое настоящее имя Шлойме, Шлойме Исаакович. Так меня назвали в честь деда. И тебя я назвал тоже не просто так.

Девушку, что спасла меня, звали Соней. Я прожил в их доме до весны, пока полностью оправился от болезни. Она ухаживала за мною, словно за самым близким человеком и, в конце концов, произошло то, что часто случается в таком возрасте.

Начальник округа замолчал и испытывающе поглядел на Соню.

– Вы полюбили друг друга? – подсказала девочка.

– Да, – с облегчением вздохнул начальник. – Хорошо, что ты уже все понимаешь.

Мы очень хотели пожениться, но отец Сони даже слушать не хотел. Их семья была религиозной, а я, юный безбожник, совсем не вписывался в его представление о зяте. Наверное, нужно было просто убежать вместе, но Соня не могла ослушаться родителей.

– Пусть закончится война, – решила она, после долгих колебаний. – Если и тогда отец не согласится, уйду вместе с тобой.

Война закончилась, и Соня оказалась в Литве, а я в РСФСР. Мои попытки разыскать ее через наше посольство ни к чему не привели, но я не успокаивался, писал, наводил справки до тех пор, пока меня не вызвал командир дивизии и прямо предупредил, что эти поиски до добра не доведут. А потом, потом я встретил твою мать, и все изменилось. Но имя тебе я выбрал не просто так, понимаешь, не просто так.

Начальник округа отвернулся и долго смотрел в темноту за окном.

– Прошлой ночью я видел во сне своего деда, – наконец произнес он. – Того самого, Шлойме. Он сказал мне, что мы скоро увидимся.

Девочка недоуменно повела плечами.

– Ерунда это, папа. Сны – поповские выдумки. Скоро мы перекуем наше сознание и перестанем видеть сны. Лег и встал; свежий, готовый к новому дню.

–Да, конечно, – вздохнул начальник округа. – Конечно, ты права. Наверное, я просто устал. Пойду, отдохну. Спокойной ночи, Сонюшка.

– Спокойной ночи, папа.

Возле двери начальника остановил голос дочери.

– Папа, а почему ты не назвал меня в честь мамы?

– Это было бы слишком тяжело, дочка, – ответил начальник и вышел из купе.

Придя к себе, он уселся на диванчик, уронил голову в руки и надолго задумался. Он думал об ограниченности человеческого сердца, не способного вместить больше одной любви, о жене, не сумевшей заполнить пустоту, возникшую в его душе, о дочери, в которой совместились две женщины: одна любимая и вторая – единственная. Он слишком мало занимался Соней, пытаясь остудить сердце пеной ежедневных забот, а в результате.… В результате ему не о чем говорить с собственной дочерью.