Книга След кроманьонца - Сергей Щепетов

— Подумаешь! Меня саму сколько раз выгоняли!

— Неужели непонятно: вероятность оказаться в ситуации, когда без меча не обойтись, просто ничтожна! В крайнем случае, от противника можно убежать — мой кодекс чести это позволяет. А таскать…

— Хорошо, я буду носить их сама. И твой тоже! И вообще: по-моему, тебе пора подкрепиться.

— С чего ты взяла?!

— Так видно же! Ты, когда долго не ешь и не трахаешься, становишься злым и говоришь глупости. Доставай коричневый сверток, там буженина с чесноком — пальчики оближешь!

И Женька покорно начал развязывать мешок.

— Давай одеваться — нам надо идти дальше!

Спешить, на самом деле, им было некуда, но Женька заподозрил, что просто больше не сможет: он, конечно, считает себя (в глубине души) половым гигантом, но не до такой же степени!

— Где это ты такому научилась? Или у вас всех девушек так… гм… тренируют? Наша «Кама Сутра» просто отдыхает!

— Какая еще Кама? Почему не знаю? Новый стиль, да? Мы такого не проходили! Покажешь?

— М-м-м… Давай чуть позже, ладно?

После всего только что пережитого он просто не мог не проявить благородства и весь груз навьючил на себя. И вскоре пожалел об этом: оставшись налегке, его спутница принялась болтать. Замелькали бесчисленные имена друзей и подружек, пересказы девичьих интрижек сменялись незатейливыми описаниями драк с ее участием:

— …от Карнелки, а на улице темно уже, и фонари все разбиты! Представляешь? И тут на нас эти, тулганские, — человек десять, не меньше! А у нас Нинал обкуренный, Топик пьяный, как всегда, а у Талки месячные вот-вот начнутся — она еле шевелится, представляешь? Ну, они наезжают: почему на нашей улице? А мы им: «Пошли вон, шакалы!» И началось! Один, такой здоровенный, на меня… А я только: о-ба! Он глядит, а рука-то сломана! А второму по яйцам — р-раз! И по шее — два! Чтобы, значит, мало не показалось. А потом…

Не слушать было нельзя: она не отставала и «ненавязчиво» требовала внимания. Женька терпел долго — километра два, не меньше. Потом он решил, что, как говорится, «если насилие все равно неизбежно, то нужно…».

— Послушай, Элл! Откуда у твоего папаши этот кулончик — черный полосатый камушек?

— Ниоткуда — он всегда у него был. Это какое-то семейное старье, и цепочка, по-моему, не золотая — иначе сто раз порвалась бы! Не знаю, зачем он его таскает. Ты не думай, у меня полно настоящих украшений, а это я только для Танца Пастушки надела — специально, чтобы все видели, какая я скромная. Говорят, здорово получилось, жалко, что ты не видел! Ма сказала, что одного старичка еле откачали, так разволновался, бедный. А Нойл зарезаться хотел и скрипку сломал, а Туана…

— Неужели не ясно, что эти имена мне ничего не говорят? Из людей твоего круга мне знаком только Патиш.

— О, конечно! Папу все знают! И все боятся! А почему он так тебя рассматривал там — в спальне? Спутал с кем-то, да?

— Он спутал меня с Зик-ка.

— Но… Ты же говорил, что это твое первое имя?

— Это имя того, кем я был раньше, — мальчишки из племени Речных людей. Мы с Вар-ка тогда ушли из родного мира, встретили Николая, а потом совершенно случайно забрели в вашу реальность. И, честно говоря, еле отсюда выбрались.

— Потому что встретили здесь папу, да?

— Как ты догадалась? С тех пор у него шрам на руке.

— Во-о-от оно что! А ведь я тебя давно знаю, Зик-ка!

Они шли и шли вверх, забирая чуть влево. Женька полагал, что рано или поздно они должны наткнуться на веревку. Так в конце концов и случилось.

Веревка явно та самая, а вот место… Нет, не проходил он здесь, когда спускался! Были, конечно, два небольших снежника, но такого точно не было! Этот, шириной пять-шесть метров, расположен в узкой промоине с крутыми бортами. Вниз он просматривается метров на сто до ближайшего изгиба русла, а вверху, метрах в пятидесяти, теряется в знакомом белесом мареве. Веревка лежит прямо на снегу.

Женька потыкал снег сапогом: верхний зернистый слой был рыхлым и хорошо проминался.

— Значит, так: я иду первым, а ты за мной. За меня не держись, держись за веревку. Стопу ставь поперек склони, обязательно поперек! Старайся попадать в мои следы. Если сорвешься и пойдешь вниз, не паникуй: переворачивайся на спину и тормози пятками. А потом потихоньку перебирайся к краю, к камням. Ты когда-нибудь каталась на лыжах? Ну, разумеется!

Подниматься оказалось даже легче, чем он предполагал. Только вот веревка все никак не хотела уходить со снежника. Ну, как, как она тут оказалась?!

Зверь склонил узкую длинную морду и еще раз принюхался — запах был незнакомый и вкусный. Предмет, тонкий и длинный, явно был не живым, но шевелился, подергивался и не убегал! Зверь всегда жил в этом белесом мареве и прекрасно видел сквозь него. Он видел, что почти вся стая выстроилась вверх по склону и что-то вынюхивает. Он мог переварить все, кроме камней, и решился — если остальные начнут есть раньше, ему достанется мало.

Они летели долго и быстро. В первые же секунды Женька расстался с мешком и мечами, хотя, признаться, бросать столь изысканные харчи было жалко. Пару раз он выкатывался на край и цеплялся за камни, но, увидев, что Эллана продолжает свой слалом, отпускал опору.

Самое удивительное, что все закончилось благополучно: внизу спуск стал более пологим, а снег на нем совсем рыхлым. Правда, из него здесь и там торчала камни.

Снег набился ей, кажется, во все мыслимые и немыслимые места. Эллана долго ругалась, плевалась, выковыривая льдинки из обуви и одежды.

— Ну что, пойдем искать рюкзак с твоими дамскими принадлежностями? — усмехнулся Женька и посмотрел наверх: там, конечно, не было уже ни тумана, ни скал.

— Так и знала, что потеряешь, — тоном сварливой жены ответила спутница и продемонстрировала сверток. — Больше у меня в карман не влезло!

Рыжий Волк не трогал уздечку, вообще не шевелил руками, положив их на бедра ладонями вниз. Он почти застыл в седле, только чуть-чуть подправлял лошадь босыми пятками. Прямая спина, голова гордо поднята, глаза полуприкрыты — именно так всегда держался отец. Теперь его спину щекочут вплетенные в волосы знаки власти, теперь его грудь украшает рисунок Рыжей Волчицы. Уже два года, два долгих года он принимает решения, он отвечает за все на земле предков.

Шея затекла, но вождь не стал поворачивать голову — он и так все видит и слышит. Они едут по единственной улице-дороге поселка — места, где живут Одетые Люди. Уже стихают воинственные крики, все реже слышен визг женщин, не свистят больше стрелы. Между домами мелькают раскрашенные тела: воины Рыжей Волчицы ищут врагов, но уже не осталось живых. Среди Одетых Людей — детей Единого Бога — было много сильных мужчин. Но он придумал, как лишить их Смертельного Грома, а без него они беспомощны, как дети.